Дэниэл Деннет - Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Если Гулд продолжает кричать: «Волки!» – то зачем? Гипотеза, которую я буду отстаивать, состоит в том, что Гулд наследует давней традиции именитых мыслителей, искавших небесные крючья, а нашедших подъемные краны. Поскольку за последние годы в области эволюционной теории достигнут огромный прогресс, найти место для небесного крюка все сложнее, и планка для любого мыслителя, надеющегося отыскать какое-нибудь благословенное исключение, задирается все выше. Следуя чередованию темы и вариаций на нее в трудах Гулда, я укажу на закономерность: в результате каждой неудачной попытки в области, которую он исследует, очерчивается небольшой спорный участок, пока, наконец, источник беспокойства не будет точно локализован. Конечная цель Гулда – сама опасная идея Дарвина; он выступает против самой мысли, что эволюция в конечном счете всего лишь алгоритмический процесс.

Интересно было бы задать и следующий вопрос: почему Гулд с такой враждебностью относится к этой идее? Но, в самом деле, это задача для другого исследования – и, возможно, исследователя. Гулд сам продемонстрировал, как подойти к ее решению. Он изучал невысказанные предположения, подспудные страхи и надежды ученых прежних времен – от самого Дарвина и изобретателя теста IQ Альфреда Бине до Чарлза Уолкотта, (неправильно) классифицировавшего окаменелости сланцев Бёрджеса (если ограничиться лишь тремя наиболее известными из нарисованных им историко-психологических портретов). Какими скрытыми мотивами (этическими, политическими, религиозными) руководствовался сам Гулд? Как ни увлекателен этот вопрос, я собираюсь противостоять искушению искать на него ответ, хотя в должном месте скажу – как это и нужно сделать – о выдвинутых конкурирующих гипотезах. Мне достаточно будет защитить, по общему мнению, поразительное заявление: закономерности потерпевших поражение революций Гулда свидетельствуют, что фундаментальная суть дарвинизма всегда вызывала у американского эволюциониста-лауреата неловкость.

Годами меня приводила в искреннее замешательство невнятная враждебность к дарвинизму, которую проявляли многие мои собратья-ученые, и хотя они ссылались при этом на Гулда, я считал, что они попросту полубессознательно искажали суть прочитанного – при поддержке массмедиа, всегда готовых проигнорировать детали и раздуть пламя любого незначительного спора. Я совершенно не понимал, что Гулд зачастую сражается на стороне противника. Он сам так часто становился жертвой этой враждебности! Мейнард Смит упоминает об одном только примере:

Невозможно всю жизнь проработать в области эволюционной теории, не осознав, что многие люди, чуждые этой области науки (и некоторые из тех, кто ею занимаются), страстно желают поверить, что теория Дарвина неверна. Совсем недавно я в этом убедился, когда мой друг Стивен Гулд, который, как и я, является убежденным дарвинистом, обнаружил, что послужил темой для редакторской колонки в Guardian , провозглашающей смерть дарвинизма и сопровождающейся множеством посвященных тому же вопросу писем – и все лишь потому, что он указал на некоторые затруднения, пока что этой теорией не разрешенные 416.

Почему такой «убежденный дарвинист», как Гулд, продолжает попадать в неприятности, подпитывая ложное убеждение общественности, будто дарвинизм мертв? Нет адаптациониста более твердого в своих убеждениях или блестящего, чем Джон Мейнард Смит, но здесь, мне кажется, он допускает промах: не спрашивает самого себя, «почему?» После того как я начал замечать, что множество важных открытий в области эволюционной теории было совершено мыслителями, которые перед лицом великой идеи Дарвина чувствовали себя, по сути, неуютно, я начал серьезнее относиться к гипотезе, что и Гулд из их числа. Потребуется терпение и трудолюбие, чтобы убедительно обосновать эту гипотезу – однако от нее не уйти. Марево мифологии, сложившейся вокруг того, что Гулд доказал и не доказал, расползлось так широко, что затуманит любые другие стоящие перед нами вопросы, если для начала я не приложу все усилия, чтобы его рассеять.

В синтетической теории эволюции Гулд 420видит два основных сомнительных элемента: «вездесущую адаптацию» и «градуализм». И ему кажется, что они связаны. Каким образом? На протяжении многих лет он давал на этот вопрос несколько разные ответы. Можно начать с «вездесущей адаптации». Чтобы увидеть, в чем проблема, нужно вернуться к статье Гулда и Левонтина, опубликованной в 1979 году. Начать можно прямо с заглавия: «Антревольты св. Марка и парадигма Панглосса: критика программы адаптационизма». Помимо новой концепции, связанной с именем Панглосса, авторы вводят еще один термин – «антревольт». В определенном смысле это нововведение оказалось весьма успешным, распространившись не только в области эволюционной биологии, но и за ее пределами. В недавно опубликованной итоговой статье Гулд пишет о нем так:

Десятью годами позже мой друг, Дэйв Рауп… сказал мне: «Мы все обантревольтились». Когда приведенный вами пример одновременно становится именем нарицательным и превращается в глагол – вы победили. Назовите эти антревольты св. Марка «Клинексом», «Джелло» и решительно неметафорическим «Банд-эйд» 421.

Со времени публикации статьи Гулда и Левонтина эволюционисты (и многие другие) говорили об антревольтах, считая, что понимают, о чем говорят. Что такое антревольты? Хороший вопрос. Гулд хочет убедить нас, что адаптация не «вездесуща», а потому ему нужен термин для (предположительно, многочисленных) биологических признаков, не являющихся адаптациями. Их он будет называть антревольтами. Антревольты это, хм-м, такие штуки, которые, чем бы они ни были, не являются адаптациями. Не правда ли, Гулд и Левонтин показали нам, что антревольты встречаются в биосфере повсеместно? Не совсем. Как только мы определимся, что бы мог значить этот термин, то увидим, что антревольты либо в конечном счете не так уж вездесущи, либо являются обычной основой «вездесущей адаптации», а потому никак ее не ограничивают.