Дэниэл Деннет - Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Заметим, что следование за ареалом обитания – «стратегия», используемая как животными, так и растениями. В действительности, некоторые из наиболее очевидных случаев видообразования происходят именно так. По мере таяния ледяного покрова по окончании Ледникового периода ареал распространения некоторых североазиатских растений год за годом смещался на север, «следуя» за отступающими льдами, и одновременно – на восток и запад, пересекая область Берингова пролива и, возможно, подобно серебристым чайкам, даже вокруг Земного шара. Затем, когда во время следующего Ледникового периода льды начали наступать на юг, связи между азиатской и североамериканской частями семьи были разорваны, и появилось два изолированных ареала, в которых затем естественным образом развились разные виды; но по мере продвижения на юг в соответствующих полушариях можно наблюдать, что сходство между обоими видами сохраняется, поскольку они следуют за своими излюбленными климатическими условиями вместо того, чтобы остаться на месте и дальше приспосабливаться к зимним условиям 484.

Другое возможное объяснение прерывистого равновесия – чисто теоретическое. Стюарт Кауфман разработал со своими коллегами компьютерные модели, демонстрирующие поведение, в котором сравнительно продолжительные периоды стазиса прерываются краткими периодами изменений, не провоцируемых никакими «внешними» вмешательствами, так что эта закономерность кажется эндогенным или внутрисистемным признаком действия эволюционных алгоритмов определенного вида 485.

Итак, вполне очевидно, что равновесие представляет для неодарвинизма проблему не более сложную, чем прерывистость; его можно объяснить и даже предсказать. Но Гулд заметил, что теория прерывистого равновесия сулит еще одну революцию. Возможно, горизонтальные отрезки перерывов – не просто (сравнительно) быстрые шаги в Пространстве Замысла; возможно, важно в них то, что это – фазы видообразования. Что это могло бы изменить? Поглядите на ил. 33.

Ил. 33

Ил. 34

В обоих случаях генеалогическая линия, ведущая к К , добралась до цели в результате абсолютно одинаковых последовательностей перерывов и равновесия, но слева на рисунке изображен единый вид , переживающий быстрые периоды изменений, за которыми следуют длительные периоды стазиса. Подобные изменения без видообразования называются анагенезом . Показанный справа на рисунке процесс называется кладогенезом – изменением посредством видообразования. Гулд заявляет, что в этих двух случаях движение вправо будет объясняться по-разному. Но как это возможно? Вспомните, о чем мы узнали из четвертой главы: видообразование – это событие, которое можно опознать лишь ретроспективно. Ничто, происходящее во время движений в сторону , не позволяет отличить процесс анагенеза от процесса кладогенеза. Видообразование происходит, лишь если позднее имеет место расцвет отдельных ветвей Древа Жизни, сохранявшихся достаточно долго, чтобы в них можно было опознать отдельные виды.

А разве не может существовать особый процесс того, что можно было бы назвать подающим надежды видообразованием – или зачаточным видообразованием? Рассмотрим случай, когда видообразование происходит. Материнский вид А распадается на дочерние виды B и C .

А теперь отмотаем пленку достаточно далеко назад, чтобы сбросить бомбу (астероид, цунами, засуху, яд) на первых представителей вида B , как на втором рисунке. Если это сделать, то то, что было случаем видообразования, превратится в нечто неотличимое от анагенеза (рисунок справа). Тот факт, что бомба мешает тем, чьих потомков убила, когда-нибудь обзавестись внуками, вряд ли может повлиять на то, как давление отбора рассортировало их современников. Для этого потребовалась бы обратная во времени каузальность 486.

В самом ли деле это верно? Можно было бы так подумать, если событием, запустившим процесс видообразования, был географический разлом, обеспечивающий абсолютную репродуктивную изоляцию двух групп (аллопатрическое видообразование), но что, если видообразование началось в популяции, сформировавшей две репродуктивно изолированные группы, напрямую соперничающие друг с другом (в форме симпатрического видообразования)? Как мы отмечали (см. с. 52), Дарвин полагал, что соперничество между близкородственными формами является движущей силой видообразования, а потому присутствие – неотсутствие – того, что ретроспективно можно назвать первыми поколениями вида-«соперника», может и в самом деле быть очень важным для видообразования, но тот факт, что эти соперники «станут» основателями нового вида, не может повлиять на интенсивность или иные характеристики соревнования и, значит, на скорость или направление горизонтального перемещения в Пространстве Замысла.

Вполне можно предположить, что сравнительно быстрое морфологическое изменение (движение в сторону) обычно является необходимым условием видообразования. На скорость изменений ключевым образом влияет размер генофонда; большие генофонды консервативны и склонны без следа поглощать отклонения от нормы. Один из способов уменьшить генофонд – разделить его надвое, и в реальности это может быть самым распространенным способом, но впоследствии оказывается неважно, отсеет ли природа одну из получившихся частей (как на втором изображении ил. 34) или нет. Именно бутылочное горлышко уменьшившегося генофонда допускает быстрое движение – а не наличие двух или более бутылочных горлышек. Если имеет место видообразование, два отдельных вида проходят каждый через свое бутылочное горлышко; если видообразования не происходит, то через одно горлышко протискивается один конкретный вид . Во время рывка кладогенез не может быть процессом, отличающимся от того, что имеет место при анагенезе, поскольку разницу между кладогенезом и анагенезом можно заметить лишь с точки зрения последствий, проявляющихся после рывка. Гулд иногда рассуждает так, будто видообразование на что-то влияет. Например, Гулд и Элдридж 487говорят об «обязательном требовании выживания предков после произошедшего в результате рывка разделения популяции» (как слева на ил. 34), но, по словам самого Элдриджа (в личном разговоре) – это всего лишь необходимое эпистемическое требование для теоретика, нуждающегося в «выживании предков» как доказательстве наследования.