Дэниэл Деннет - Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Общеизвестно, что Лейбниц назвал наш мир лучшим из возможных – поразительное предположение, которое по прошествии времени могло бы показаться нелепым, но, как мы видели, в итоге пролило новый свет на глубокие вопросы о том, что значит быть возможным миром и какие выводы об актуальном мире можно сделать, исходя из его актуальности. В «Кандиде» Вольтер создал знаменитую карикатуру на Лейбница, доктора Панглосса, ученого дурака, способного оправдать любое бедствие или безобразие, от Лиссабонского землетрясения до венерической болезни, и доказать, как, без сомнения, все происходит к лучшему. В принципе , нет оснований полагать, что наш мир – не лучший из всех возможных.

Как хорошо известно, Гулд и Левонтин окрестили перегибы адаптационизма «Парадигмой Панглосса» и стремились, высмеяв, лишить его титула серьезной науки. Они не первыми воспользовались именем Панглосса для критики эволюционной теории. Эволюционный биолог Дж. Б. С. Холдейн составил знаменитый перечень трех «теорем» неправомерных научных аргументов: Теорема Балабона («То, что трижды сказал, то и есть»; из «Охоты на Снарка» Льюиса Кэрролла), Теорема тети Джобиски («И целый мир отрицать бы не мог»; из «Поббла без пальцев ног» Эдварда Лира) и Теорема Панглосса («Все к лучшему в этом лучшем из возможных миров»; из «Кандида»). Затем Джон Мейнард Смит высказался о последней более конкретно, назвав «старой ошибкой Панглосса» убеждение, будто «естественный отбор поддерживает адаптации, благотворные для вида в целом, вместо того чтобы действовать на индивидуальном уровне». Как он заметил позднее, «по иронии истории, выражение „Теорема Панглосса“ впервые было использовано в ходе дебатов об эволюции (полагаю, я первый применил его в изданной работе, хотя позаимствовал из реплики Холдейна) не для критики адаптационного объяснения, но именно в качестве критики аргументов „от группового отбора“, подразумевающих максимизацию приспособляемости» 346. Но, по всей видимости, Мейнард ошибался. Не так давно Гулд обратил внимание на то, что еще раньше к этому имени прибег биолог, Уильям Бэтсон 347, о котором он, Гулд, вводя термин, не знал. Как говорит Гулд: «Такое совпадение вряд ли кого-то удивит, ведь такого рода насмешки постоянно отсылают к доктору Панглоссу как к классической синекдохе» 348. Как мы видели в шестой главе, чем более удобным и приспособленным является порождение разума, тем с большей вероятностью его независимо друг от друга породят (или позаимствуют) несколько разумов.

Вольтеров Панглосс – пародия на Лейбница, и как всякая хорошая пародия она несправедлива и сгущает краски. Точно так же Гулд и Левонтин нарисовали в своей критической статье карикатуру на адаптационизм, и, по аналогии, если мы желаем восполнить нанесенный этой карикатурой ущерб и описать адаптационизм точнее и конструктивнее, у нас наготове заголовок: адаптационизм можно вполне уместно назвать «Парадигмой Лейбница».

На научный мир статья Гулда и Левонтина произвела любопытное впечатление. Множество философов и других гуманитариев, слышавших о ней или даже читавших сам текст, считает ее своего рода опровержением адаптационизма . В самом деле, я впервые услышал о ней из уст философа и психолога Джерри Фодора, всю жизнь критиковавшего мое понимание интенциональной позиции, который указал, что сказанное мною – чистой воды адаптационизм (и был прав), а далее поведал мне то, что было известно всем cognoscenti : статья Гулда и Левонтина продемонстрировала, что адаптационизм «совершенно несостоятелен» 349. Прочитав статью, я пришел к иному выводу. В 1983 году я опубликовал в журнале Behavioral and Brain Sciences работу «Интенциональные системы в когнитивной этологии», и, поскольку рассуждал с недвусмысленно адаптационистских позиций, то озаглавил заключение так: «В защиту „Парадигмы Панглосса“». Здесь я критиковал как статью Гулда и Левонтина, так и, в частности, сформировавшийся вокруг нее странный миф.

Результаты потрясали воображение. Каждую появляющуюся в BBS статью сопровождают десятки комментариев экспертов, работающих в соответствующих областях, и моя работа привлекла внимание специалистов по эволюционной биологии, психологов, этологов и философов; большинство откликов были доброжелательными, но некоторые – необыкновенно враждебными. Ясно было одно: адаптационистское мышление смущало не только некоторых философов и психологов. Помимо специалистов по теории эволюции, которые с восторгом встали на мою сторону 350, а также тех, кто начал возражать 351, были и те, кто, соглашаясь, что Гулд и Левонтин не опровергли адаптационизм, стремился преуменьшить обычную роль предположений об оптимальности, которую я называл основным элементом всякого эволюционного мышления.

Найлз Элдридж рассуждал об обратном конструировании, которым заняты специалисты по функциональной морфологии: «Вы обнаружите взвешенный анализ осей вращения, векторов нагрузки и прочего: интерпретацию анатомии как живой машины. Кое-что из сказанного будет прекрасно. Кое-что – абсолютно чудовищно» 352. Далее он приводит в качестве примера качественного обратного конструирования работу Дэна Фишера 353, в которой современный мечехвост сравнивается со своими предками Юрского периода:

Всего лишь предположив, что мечехвосты Юрского периода также плавали на спине, Фишер показал, что они должны были плавать под углом 0–10° (панцирем вниз) и с несколько большей скоростью в 15–20 см/с. Таким образом, приспособительное значение небольших отличий в анатомическом строении между современными мечехвостами и их родичами, жившими 150 миллионов лет назад, обеспечило понимание небольших отличий в их способностях к плаванию. (Положа руку на сердце, я должен также сообщить, что Фишер и в самом деле прибегает в своих доводах к понятию оптимальности: он рассматривает различия между видами как своего рода компромисс, в котором плававшие несколько лучше мечехвосты Юрского периода для того, чтобы зарываться в грунт, менее эффективно использовали те же части тела, что и их современные родичи.) В любом случае работа Фишера представляет собой совершенно замечательный пример функционально-морфологического анализа. Понятие адаптации – всего лишь концептуальная виньетка; оно могло бы сыграть роль, побудив к исследованию, но для самого исследования жизненно важным не было 354.

Но на деле роль предположений об оптимальности в работе Фишера (помимо очевидной, признанной Элдриджем) настолько «жизненно важна» и воистину всепроникающа, что Элдридж совершенно ее проглядел. Например, вывод Фишера, что меченосцы Юрского периода плавали со скоростью 15–20 см/с, имеет неявную предпосылку, согласно которой они плавали с оптимальной для их строения скоростью . (Откуда мы вообще знаем, что они плавали? Возможно, они просто лежали, не подозревая об избыточной функциональности своих тел.) Без этой неявной (и, разумеется, совершенно очевидной) предпосылки абсолютно невозможно сделать какие-либо выводы о подлинной скорости, с которой плавали меченосцы Юрского периода.