Андрей Тропилло - Короткие истории об интересных случаях из жизни Андрея Тропилло рассказанные им самим

Михаил Боярский

— Я сейчас тебе покажу, кем я буду, — ответил Михаил и пригласил нас в палатку. Внутри мы закрылись от света, так как белые ночи, июнь. И тут Михаил исполнил песню из «Бременских музыкантов» «Говорят мы бяки-буки«, прыгая в луче фонаря и стуча алюминиевыми ложками по пустым жестяным банкам из-под тушёнки. Разумеется, это было очень здорово, нам понравилось.

— Знаешь, Миша, сказал ему я, — похоже, ты пианистом не станешь, ты будешь актёром, как твой папа.

Папу, Сергея Александровича, я тоже знал, так как они дружили с Филипповым, мужем моей бабушки. Закончив спортивный переход, мы оказались на спортивной базе в Приозерске. Романтика, ночь, Михаил познакомился с красивой девушкой, дочерью какого-то известного кинорежиссёра, под луной делился со мной:

— Ты знаешь, что это за человек? Ты даже не представляешь, что это за человек!

У меня была цветная плёнка и фотоаппарат, я увлекался сложным процессом цветной печати и сделал несколько фотографий Миши, потом подарил ему — они где-то есть. Когда приехали в город, мы сохранили связь. Я бывал у него дома на Мойке. У его папы была хорошая квартира, где у Миши была своя комната с аппаратурой и ковром над кроватью. Миша показывал свои первые песни типа Зеленоглазого такси, говорил, что собирает группу. Показывал какие-то тексты, если их так можно назвать. Это всегда был абсолютный мусор — что он из себя извлекал в пении — просто мусор. Ни разу ни одного нормального текста не спел за всю свою жизнь. Муж моей сестры был иностранец, сестра часто ездила к нему и привозила пластинки, поэтому модных артефактов в семье было много. Миша заходил к нам, мы говорили о музыке и он брал у нас пластинки переписать. Однажды мы дали ему целую пачку: Procol Harum — Shine On Brightly, II и III Led Zeppelin, сорокопятку The Animals — Don’t Let Me Be Misunderstood и ещё несколько. Попросил послушать и так и исчез с концами.

Боярский встретился с Полом Маккартни когда тот приезжал сюда на открытие Меньшиковского фонда, который организовала Антея Ино, жена Брайна. У меня была музыкальная школа «Канторум» в Петергофе для особо одарённых детей, на которой висела памятная доска о том, что школу основал меценат Андрей Тропилло. Потом школа стала муниципальной, доску сняли и поставили где-то под лестницей. Но я при жизни успел застать её, висящей прямо на фасаде.

Туда должен был приехать Пол Маккартни на встречу с одарёнными детьми, но в итоге всё произошло в Консерватории. Валентина Матвиенко и Ролдугин вручили ему почётный диплом профессора Санкт-Петербургской Консерватории. Мероприятие также посетили артисты ленинградской эстрады Марина Капуро и Миша Боярский в своей неизменной широкополой шляпе чёрного цвета. Их никто туда не звал, охрана не пускала. Он, расталкивая охранников кричал:

— Я Боярский, пустите меня, пустите, я должен там быть!

Марина Капуро решала вопрос чисто по-женски. Она заплакала, тушь текла по лицу, и охранники их пропустили, решив не связываться на всякий случай. С сэром Маккартни Боярский заговорил, не снимая головного убора. И они даже о чём-то с ним договорились.

На самом деле Миша приятный человек, конечно, достаточно ушлый, хитрован, но вполне безобидный. Не больно драматический актёр, но ещё хуже, как певец. «Голос каждого эстрадного певца мерзок по своему, но нет ничего мерзее голоса Михаила Боярского», так бы я перефразировал известный посыл Вениамина Ерофеева из «Москва-Петушки» про Ивана Козловского. Увлечение Битлами не оказало на музыкальный вкус Миши ни малейшего влияния. Он учился в школе при Консерватории и закончил её. Экзаменов он не сдавал и ему в аттестате вывели оценки по среднему. Но при поступлении в театральный институт он заиграл на рояле Баха так, что учителя обрадовались:

— Немедленно берём!

Михаил Боярский

Всё же был парень вполне себе одарённый.

Недавно стою в очереди заплатить за МТС, смотрю, впереди меня знакомый силуэт маленького роста, весь в чёрном как всегда.

Оборачивается:

— Ба, Андрюшка, привет!

Пополнил счёт и пулей вылетел из салона. Я разговаривал в этот момент по телефону и не успел напомнить ему про пластинки. Сорок лет прошло, он мог же и забыть! Поэтому, пользуясь случаем массовой информации, я обращаюсь к нему:

— Миша, приходи на наш концерт ZOOпарка! И пластинки с собой захвати, если они ещё живы. А если нет, приходи так! Мы тебе будем очень рады!

В 2003 году Сева Гаккель и Антея Ино (жена Байана Ино) решили привезти сюда Пола Маккартни с его молодой одноногой женой Хизер. Одноногой, потому что у неё пятки не было, но это было не заметно — Хизер нужно раздеть, чтобы увидеть, что у неё нет пятки.

Антея Ино и Пол поднимаются по советской лестнице на встречу с русскими детьми

Антея Ино занималась благотворительным фондом «The Menshikov Foundation», они с Севой пошли к тогдашнему ректору Петербургской Консерватории Сергею Ролдугину просить принять соучредителя их фонда Пола Маккартни, а также разрешить фонду строительство новой студии в Кадетском корпусе для записи особо одарённых детей. Ролдугин звонит Валентине Матвиенко (тогда еще мэру) с вопросом, типа: «Ко мне пришли тут какие-то дети лейтенанта Шмидта, говорят, могут Маккартни нам привезти, что будем делать?». Валентина Ивановна подумала и сказала: «Пробей их, мало ли что, вдруг действительно, а там решим». Пробили, и стали готовить приём.

Мы решили подарить сэру Полу блок-флейту от школы «Канторум», сделанную заботливыми детскими руками. Формально, помимо обучения игре на инструментах, дети учились делать блок-флейты. На самом деле, конечно, флейту изготовили не дети, а большой мастер, узбек, который покрыл флейту изумительным резным узором. Вот эту чудо-флейту мы и вручили Полу нашему Маккартни.

— Вери гуд флэйта…

Он взял её в руки, повертел, по-окейкал, что-то попытался сыграть, после чего положил рядом с со своим креслом, и, оставив ценный инструмент лежать без присмотра, окейкнув, куда то пошел. Украл флейту фрик из одного питерского театра, назовем сего фрика условно Митя Сидоров. Митя тот — клептоман, «собирает» всё, чего касались руки великих — с детства этим недугом страдает. Как потом выяснилось, его даже в Эрмитаж давно перестали пускать, потому что устали ловить каждый раз с карманами полными царской утвари. Он всегда оправдывался, говорил, что у него «синдром Зимнего». Зимний в данном случае это не еврейская фамилия, а название дворца — его прадедушка брал Зимний и тоже вытащил оттуда всяких царских канделябров, и это заболевание передалось нашему Сидорову как раз от прадеда.