Игорь Грабарь - Репин

«Ваше письмо жестоко сразило меня. Ах, как я жалею, что мое печатное письмо так дурно отразилось на вас; этого я не ожидал. Жаль, что вы не объясняете, что именно там так бесповоротно кладет на мне крест. Мне кажется, и в разговоре с вами я всегда высказывался так же… Если вас неприятно поразил эпитет варварское искусство, то я разумею здесь нацию, кот[орая] была еще варварской в расцвете эллинского искусства. Впрочем, оправдываться я не намерен и всегда буду писать и говорить, — что думаю.

Желаю вам [лично] много, много лет и много радостей и счастья. Если я не удостоюсь больше — как человек, уже для вас более не существующий, — от вас писем, то пишу вам на прощанье, что я вас попрежнему люблю всем сердцем и уважаю более всех людей, каких мне приходилось встречать на моей, уже полувековой, жизни.

Думаю, что в эту минуту я не менее вас болен и самая большая доза болезни — за причиненную обиду вам. И все-таки я не раскаиваюсь в своем письме: „писах еже писах“ — я так думаю» [111] .

Автопортрет. Неаполь. 1894. Гос. музей Л. Н. Толстого в Москве.

После венца. Эскиз. 1894. ГРМ.

Но Стасов не успокаивается и продолжает громить Репина, который отвечает ему из Флоренции:

«Из вашего последнего письма, от 3 ноября, вижу, что вы мое печатное письмо перетолковали себе по-своему, преувеличили, раздули мои самые простые мысли, забили тревогу и — поскорей поскорей, засыпать меня землей… Во имя чего? За что? Как „ жупел “ старушку Островского, вас напугало слово — „варварское“» [112] . Репин упрекает Стасова в передержках, напоминая ему, что ведь и Буренин в споре с самим Стасовым прибегал к тому же приему, столь возмущавшему их обоих [113] .

Действительно, в пылу негодования и от горечи обиды Стасов договорился до того, что «у Павла Веронезе картины нет и не было никогда», и даже картины Веронезе и Тициана он называет «дурацкими, глупыми».

«…Тут раздражение, страсть, пристрастие… Ради бога, не думайте, что я вас смею разубеждать. Я пишу это только для того, чтобы вы не ошибались на мой счет. У меня тоже сложились свои воззрения, — эклектизма я не боюсь, и мне странно было бы прятать их от вас, в ожидании вашей похвалы; никаким сходством в мнениях с кн. Волконским [114] вы меня не запугаете. Я привык уже, что у многих из моих друзей убеждения разнятся с моими, и я не разрываю с ними; не хороню их. Да, я видел, как у многих близких к вам людей совершенно другие воззрения, вкусы, и вы их не хороните, не исключаете из своего общества. Это меня серьезно [озадачило] [115] . И я, наконец, разгадал: Вы меня удостаивали вашего общества только как художника выдающегося и как человека вашего прихода по убеждениям; но как только этот человек посмел иметь свое суждение, вы его сейчас же исключаете, хороните и ставите на нем крест.

Боярин Ф. Н. Романов в заточении. Эскиз. 1895. ГРМ.

…Еще раз повторяю вам, что я ни в чем не извиняюсь перед вами, ни от чего из своих слов не отрекаюсь, нисколько не обещаю исправиться .

Брюллова считаю большим талантом, картины П. Веронеза считаю умными, прекрасными и люблю их; и вас я люблю и уважаю по-прежнему, но заискивать не стану, хоть бы наше знакомство и прекратилось» [116] .

На этом переписка их прекратилась. Властный и непреклонный Стасов, все еще, по старой памяти, готовый поменторствовать над Репиным, не мог перенести такого выхода из-под его опеки человека, которого он знал почти юношей. В нем не было ни на йоту той гибкости, которой природа наделила в несколько излишней степени Репина. Эта прямолинейность надолго разлучила обоих, развязав руки Репину, принимающемуся всерьез за писательство: вслед за первым письмом в «Театральную газету» появилось еще пять, а затем появились три письма в «Неделе» Гайдебурова, под заголовком «Заметки художника» (Письма из-за границы).

А. В. Вержбилович, виолончелист. 1895. ГРМ.

Не имея возможности переписываться с Стасовым, Репин находит средство продолжать писать ему при помощи этих «Заметок». Возвращаясь к главному пункту, видимо, больше всего возмутившему Стасова, — к понятию «варварское искусство», он пишет:

«Вот мой добрый друг Владимир Васильевич Стасов страшно на меня огорчился, даже заболел от того, что я сказал, что он любит наше варварское искусство. И не он один вправе обидеться за этот эпитет. А у меня это прилагательное сорвалось нечаянно. Древние греки называли варварским все, что не было их, эллинским, и варварами — всех „не-греков“. В некотором кругу художников мы давно уже делим всех художников по характеру созданий их на два типа: на эллинов и варваров. Слово „варвар“, по нашим понятиям, не есть порицание: оно только определяет миросозерцание художника и стиль, неразрывный с ним.

Например варварами мы считаем великого Микель-Анджело, Караваджио, Пергамскую школу скульпторов, Делакруа и много других. Всякий, знакомый с искусством, поймет меня. Варварским мы считаем то искусство, где „кровь кипит, где сил избыток“. Оно не укладывается в изящные мотивы эллинского миросозерцания, оно несовместимо с его спокойными линиями и гармоническими сочетаниями. Оно страшно резко, беспощадно, реально. Его девиз — правда и впечатление» [117] .

Кн. М. К. Тенишева. 1896. Собр. И. И. Бродского.

«Иди за мной, сатано». 1901–1903. Харьковский гос. музей изобразительного искусства.

Вместо того, чтобы урезонить оппонента, эти доводы его, как водится, только еще более вывели из себя, особенно после того как Репин договорился до такой вопиющей вещи, как «искусство для искусства».

«Да, меня произвели прямо в отступники, в ретрограды за то, что я осмелился написать, что меня в данную минуту интересует только „искусство для искусства“. Как будто я что-нибудь проповедую, учу кого-нибудь! Избави боже, я уже оговорился, что буду писать свои мимолетные думы по чистой совести. Должен сознаться, что и теперь, несмотря на многие веские доводы, вроде того, что теория „искусства для искусства“ так давно опровергнута и осмеяна, что только косточки от нее остались, — я остаюсь при своем взгляде. И здесь теперь, как всегда, меня интересуют только те образцы искусства, которые имели целью совершенствование самого искусства, одна чисто художественная сторона дела… И кому из нас не известна та масса огромных картин на важные исторические и государственные темы, которые мы проходим как ординарную мебель? И кто из истинных любителей искусства не простаивал подолгу над художественными пустяками, не имеющими никакого серьезного значения? К чему это тенденциозное ипокритство?» [118] .

Дуэль. Рисунок-вариант для картины. 1896–1897.

Дуэль. Первый вариант. 1896. Была в собр. Кармен-Тиранти в Ницце.

Дуэль. Второй вариант картины. 1897. ГТГ.