Барт Эрман - Триумф христианства [Как запрещенная религия перевернула мир] [litres]

Богатство и власть самой Церкви сделались поистине сказочными. Богатство ее проявлялось не только в великолепных церковных зданиях и их роскошном убранстве, но и, прежде всего, в огромных земельных и иных владениях епископов. То же можно сказать о власти: она не ограничивалась личной религиозной жизнью верующих – это была серьезная общественная и политическая власть. В 476 году сошел со сцены последний римский император Ромул Августул, – а Церковь лишь возрастала в силе и славе, и на Западе, и на Востоке [276].

В сущности, со временем Западом стали править папы римские. В VIII-m или, как утверждает одно современное исследование, в IX веке на свет появляется документ, так называемый «Дар Константина», в котором первый император-христианин якобы дарует епископу Рима власть над всеми западными провинциями. Вот что якобы пишет Константин:

Как ответный дар блаженному епископу отцу нашему Сильвестру, вселенскому папе, мы постановляем, что дворец наш… а также город Рим и все провинции, места и города Италии и иных западных областей передаются в ведение и распоряжение его и его преемников-епископов. Своею имперской волею и этим божественным, святым и законным установлением мы дозволяем всему этому остаться в юрисдикции святой Римской Церкви [277].

То, что это подделка, выяснилось лишь в XV веке. А до того этот документ освящал собою притязания папства на власть в Западной Европе. Папа XIII века Григорий IX (папствовал с 1227 по 1241 год) использовал его в борьбе с Федериго II, королем Сицилии, заявляя, что «Константин передал епископам Рима императорские инсигнии и скипетр, а также город и всю империю в вечное владение». Еще прямее говорил об этом Бонифаций VIII (папа с 1294 по 1303 год): «Я – цезарь, я – император» [278]. Возможна ли для лидера Церкви большая власть и величие? Папа овладел империей! Что это, если не победа?

Для папы – быть может, но не для всех. Если чья-то победа всегда означает чье-то поражение, то нам стоит задуматься о том, что потеряла империя после христианизации.

Конечно, мы не можем определенно утверждать, что именно христианство стало причиной всех этих утрат. Можно сказать лишь: исчезло очень многое из того, что было чуждо христианству. Огромный массив языческой культуры либо был уничтожен, либо погиб своей смертью от ветхости и небрежения. Начало этого разрушения мы видели, говоря о IV веке, – о том, как закрывались и рушились храмы, разбивались и уродовались статуи. Разумеется, некоторые из них сохранились – и сейчас украшают ведущие музеи мира или же иногда остаются нетронутыми там, где обнаружили их археологи. Но большая часть их погибла навсегда, уничтоженная ревностными епископами или мародерствующими монахами.

Другие артефакты, созданные не из мрамора или камня, погибли от небрежения. Исчезли во тьме веков тысячи книг, о существовании которых мы ныне можем лишь строить догадки: пьесы, романы, стихи, исторические, философские, научные трактаты, публицистика и многое, многое другое. Не обязательно их сжигали ревнители-христиане из ненависти к классической литературе, хотя и такое порой случалось. Но чаще их просто переставали переписывать для потомства.

По простой причине: на протяжении всего Средневековья переписыванием книг занимались почти исключительно монахи в монастырях. Понятно, что переписывать послания Павла было для них куда важнее и интереснее, нежели комедии Плавта! Однако языческая литература могла погибнуть со временем и сама собою; какую роль сыграло в этом христианство, нам не узнать никогда.

Если чья-то победа всегда означает чье-то поражение, то нам стоит задуматься о том, что потеряла империя после христианизации.

и терпимость к различиям, и ощущение, что к божественной реальности ведет не одна, а много дорог. Терпимость поощрялась. Свобода религии принималась как должное. Одной из величайших сторон античного язычества, взятого как целое, была именно эта повсеместная готовность принимать разнообразие и даже ему радоваться – готовность, утраченная с победой христианства [279].

Изменилось в мире и еще одно – былая готовность разводить религию, этику, философию и мифологию по разным углам человеческого существования. Теперь, с победой христианства, на сцену вышел «тотализирующий» религиозный дискурс, стремящийся охватить всю жизнь своих приверженцев: теперь религия контролировала не только их культовые практики, но и моральные установки, и то, что они рассказывали о божестве, и взгляды не только на Бога, но и на реальность в целом. Христианство не просто завоевало империю – оно радикально изменило ее жителей. Оно открыло двери в общество для бедных, слабых, больных, изгоев, научило людей не презирать их, а напротив, ценить и поддерживать. Этот переворот захватил и социальные практики государства, и законодательство, и изобразительное искусство, и литературу, и музыку, и философию, и – на более фундаментальном уровне – представление миллиардов людей о том, что значит быть человеком. Как бы ни оценивать эти перемены, считать ли христианизацию Запада великой победой или прискорбным поражением, – невозможно отрицать, что более фундаментального и значительного культурного преображения наш мир еще не видел.

В 1996 году Родни Старк опубликовал популярную книгу, озаглавленную «Восход христианства» [280]. В ней он объяснял те социологические факторы, которые, по его мнению, привели к победе христианства в римском мире. Специалисты по истории раннего христианства приняли эту книгу не слишком хорошо: они отмечали многочисленные погрешности в рассуждениях Старка, особенно в его некритическом использовании древних источников [281]. Но пусть Старк и не историк античного христианства – он социолог. Как социолог, он умеет рассчитывать рост населения. И, на мой взгляд, самую значительную и интересную часть книги составляют именно его вычисления.

Старк сделал нечто такое, чего никто до него не пробовал. Он в самом деле начал считать. Предположим, говорит он, что в 40 году н. э. у христианства имелась одна тысяча приверженцев. Как быстро должна была расти их численность, чтобы к 300-му году достичь 10 % от населения империи – то есть шести миллионов человек? Возможен ли такой рост без чудес? Необходимы ли для него регулярные массовые обращения? На оба последних вопроса ответ – нет. Рост не должен быть ни сказочным, ни даже очень большим – просто постоянным. И ничего невероятного в этом нет. Чтобы тысяча христиан через 260 лет превратилась в шесть миллионов, Церкви достаточно было расти приблизительно на 40 % в десятилетие.

А это совсем не так много. Всего лишь 3,4 % в год. В этом году у нас сто христиан, а в следующем их должно стать сто три или сто четыре. Иными словами, в любой группе из ста христиан достаточно, чтобы лишь несколько из них обращали по человеку в год – или, еще лучше, чтобы один из них обращал в год одного человека вместе с семьей.