Лев Бердников - Всешутейший собор. Смеховая культура царской России

Тем не менее, когда в 1826 году в Грузию вторглась персидская армия, Николай I использовал это для обвинения Ермолова в непредусмотрительности. Он послал на Кавказ генералов И.И. Дибича и И.Ф. Паскевича, поручив последнему командование над войсками. А что Алексей Петрович? Как образно сказал о нем историк, «старый лев не пожелал тянуть агонию своей власти на Кавказе». Он подает прошение об отставке, мотивируя его тем, что «не имел счастья заслужить доверенности его императорского величества». Но напрасный труд! Государь подписал приказ о его увольнении еще до этого прошения! Ермолов покидает край, бросив напоследок своим преемникам, любимцам царя Ивану Дибичу и Ивану Паскевичу, горькие и едкие слова: «На двух ваньках далеко не уедешь!» («ванька» – наименование плохонького извозчика). Лавры побед над персами достались, конечно, Паскевичу, который получил от Николая почетное звание графа Эриванского. Алексей Петрович прекрасно понимал, что своими успехами этот «воевода» обязан выученным им, Ермоловым, войскам, а также трусостью неприятеля. «Он сравнивал его [Паскевича. – Л.Б .] c Навином, перед которым стены падали от трубного звука, и называл графа Эриванского графом Ерихонским. “Пускай нападет он, – говорил Ермолов, – на пашу умного, не искусного, но только упрямого… – и Паскевич пропал!”» – вспоминает Пушкин, посетивший к тому времени уже отставного генерала Ермолова.

То, что яркий и самобытный российский деятель был удален от дел императором Николаем, вполне понятно и объяснимо. «Ему нужны были агенты, а не помощники, – говорил о царе А.И. Герцен, – исполнители, а не советники, вестовые, а не воины. Он никогда не мог придумать, что сделать из умнейшего из русских генералов – Ермолова, и оставил его в праздности доживать свой век в Москве». В этом же духе высказывался о Николае и сам Алексей Петрович: «Ведь можно было когда-нибудь ошибиться: нет, он уж всегда как раз попадал на неспособного человека, когда призывал его на какое-либо место».

Между тем Первопрестольная с восторгом встречала опального Ермолова. Известная графиня А.А. Орлова-Чесменская пожелала предоставить ему одно из своих богатейших поместий. А когда он появился в Московском дворянском собрании, все повскакивали с мест и бросились к нему навстречу, а жандармы потом доносили в Петербург, что генерал остановился насупротив портрета государя и грозно посмотрел на него.

Общественное мнение было расположено явно в пользу Ермолова. Любопытно, что судьбу его не обошли вниманием и русские баснописцы. Классик жанра И.А. Крылов сочинил басню «Булат» (1830), где в иносказательной форме порицает царя за отлучение от дел видного государственного мужа. Речь идет здесь о «Булатной сабли остром клинке», который используется явно не по назначению: некий простолюдин

Завершается басня словами укоризны в адрес незадачливого хозяина, так и не сумевшего распознать достоинств и талантов верного Булата:

В другой басне – «Конь» (не позднее 1835 года), которая также приписывалась И.А. Крылову (ныне она атрибутируется малоизвестному пермскому поэту Степану Маслову), наш генерал уподобляется прекрасному скакуну,

И далее – прямой намек на нового царя, не сумевшего, в отличие от своего почившего в Бозе брата, оценить Ермолова по достоинству:

В заключение автор говорит о гордом, независимом нраве своего героя, чуждом раболепия и угодничества:

Между тем царь пытался если не «запрячь», то всячески приручить популярного военного деятеля. В 1831 году во время личной аудиенции с генералом в Москве он намекнул ему о своем желании вновь видеть его на службе. Ермолову предложили «спокойную должность» в генерал-аудиторате (военном судебном ведомстве), на что тот категорично ответил: «Я не приму должности, которая возлагает на меня обязанности палача». Николай I не придумал ничего лучшего, как назначить Алексея Петровича членом Государственного Совета. Но и сей чисто декоративный пост был не по нему – в прошлом боевой генерал, он обычно подавал мнение «с большинством голосов», откровенно зевал, а подчас и вовсе манкировал своими обязанностями. В 1839 году Ермолов подал прошение об увольнении (якобы «до излечения болезни») от дел Государственного Совета. Это вызвало неудовольствие Николая I, но тем не менее он был «уволен в отпуск».

Алексей Петрович дожил до глубокой старости. Зиму он проводил в Москве, в собственном деревянном доме по Гагаринскому переулку, недалеко от Пречистенского бульвара, а лето – в подмосковном имении Осоргино. «Какая тишина после шумной жизни! Какое уединение после всегдашнего множества людей!» – записал Ермолов в своем дневнике. Посещавшие Осоргино друзья говорили, что его хозяин, подобно римскому императору Диоклектиану, получал неописуемое удовольствие от выращивания кочанов капусты. Но большую часть времени генерал проводил среди книг своей замечательной библиотеки, которую начал собирать еще с юности. В 1855 году он уступил это книжное собрание Московскому университету (оно и поныне хранится там). Вот что сообщал тогда он попечителю учебного округа В.И. Назимову: «Библиотека генерала Ермолова составлена из 7 тысяч томов (или несколько более) на французском языке и небольшой части русских и латинских; также собрания хороших топографических карт, не менее 180 экз. Книги хороших изданий и многие иллюстрированные, в числе их известнейшие живописные обозрения или путешествия значительной ценности, все довольно красиво переплетенные. Карты, подкленные в футлярах, и весьма много в листах». Библиотека особенно славилась изданиями по новой, и прежде всего военной, истории, а также политике, словесности, изящным искусствам и путешествиям.