Александра Баркова - Введение в мифологию

Давайте теперь будем разбираться с вот этими частями важнейшего августианского мифа. Итак. Жило-было прошлое. В прошлом люди носили одежду из овечьей шерсти. Между прочим, что такое римская тога? Это ведь простое одеяние. Это большой кусок холста, который оборачивается вокруг тела. Ведь это не какие-то новомодные раззолоченные, украшенные одежды. Тога – одежда простая, одежда строгая. То есть это как раз знак архаичной простоты. И логично, что если у нас при Августе светлое будущее (оно же – светлое прошлое) настало, то надо обратиться к этому самому нашему прекрасному прошлому. То есть к временам римских прародителей. А кто были прародителями Рима, к которым обратятся при Августе? Вопрос слегка с подвохом. На экзамене я бы не стала задавать такой вопрос, потому что им завалить можно. Ко временам кого нам надо вернуться? Ответ «греки» – категорически неверный. Я буду объяснять почему. Во-первых, слово «греки» – римское. Сами себя они, как вы знаете, называли «эллины». И слово «греки» насмешливое. О греках рассказывали анекдоты в Риме. Анекдотов было много. Почти как про чукчей или про Петьку с Василием Ивановичем. Греков в анекдотах выставляли дураками. Однако это не мешало у греков заимствовать, но к грекам отношение было резко отрицательное. Тут мне подсказывают насчет троянцев. Смотрите, фактически именно при Августе примеряются две версии прародителей Рима. С одной стороны, жил да был Эней. Отцом его был троянский царевич Анхиз, сын Приама. К тому времени этот царевич был уже весьма в летах, что не мешало ему оставаться царевичем. А матерью была лично богиня Венера. С другой стороны, совершенно четко прародитель римлян – это Ромул, основатель города. Эти две взаимоисключающие версии были подвергнуты редактуре (кстати, «редактура» тоже латинское слово), и, соответственно, был найден компромисс (кстати, «компромисс» тоже латинское слово). Компромисс заключался в том, что Эней бежал из захваченной Трои, после ряда приключений приплыл в Италию и основал город, но город этот не был Римом, а город этот был Альба-Лонга. Откуда потом родом будут Ромул и Рем. А Ромул уже основал Рим. Таким образом, их хронологически разнесли. Итак, Ромул превратился в потомка Энея.

Я хочу, чтобы вы понимали ту простую вещь, что это, безусловно, именно элемент сознательной государственной редактуры: необходимость примирить две версии основания Рима. Чуть позже я вам расскажу про третью версию и про то, как люди жизнью за нее платили. Ибо слово «цензура» тоже латинское. Более того, сына Энея звали Юл, а Эней, как уже было сказано, сын богини Венеры, и на этом веском основании род Юлиев, к которым относился Гай Юлий Цезарь, претендует на происхождение скромненькое, непосредственно от Венеры. Октавиан Август, я напомню, был приемным сыном Юлия Цезаря. Ну, вообще, приемный сын немножко не потомок Венеры, но это были такие мелочи, на которые уже не обращали внимания. Главное, что он тоже принадлежал к роду Юлиев, потому что полное его имя было Гай Юлий Цезарь Октавиан Август. И таким образом, Августу для окончательного закрепления божественности своей власти нужен был сущий пустяк. Ему нужно было мощнейшее произведение идеологического искусства, потому что ничто не действует на мозги как произведения искусства, а кино тогда не было, поэтому из всех искусств для них важнейшим являлась литература. И что делает Октавиан Август? Он заказывает поэту Вергилию произведение высшей государственной значимости – «Энеиду». Разумеется, пересказывать вам «Энеиду» я не буду, потому что ее и читать-то невозможно, а пересказывать тем более. Это ж мы с вами уснем. Только обозначу кратко некоторые моменты с ней связанные. Отношение самого Вергилия к «Энеиде» было резко отрицательным. Вы понимаете, это тот случай госзаказа, когда человек пишет по приказу власти, понимает, что пишет соцреализм в худшем смысле слова, или я не знаю, как это назвать. Какие-то строки «Энеиды» остались недописанными. Перед смертью Вергилий умолял уничтожить это произведение как казенный официоз, бездушное и не художественное, но, естественно, его желание никого не интересовало. «Энеида» была опубликована максимально широко по тогдашним техническим условиям. И с той поры вошла в мировую классику; в Средневековье «Энеиду», разумеется, уважали гораздо больше, чем «Илиаду» с «Одиссеей», вместе взятые, потому что в «Илиаде», как вы понимаете, к богам отношение некультурное, а Вергилий все сделал чинно и благопристойно. То есть он, безусловно, берет за основу Гомера, но там, где у Гомера полное «безобразие», у Вергилия все очень хорошо. Сразу замечу относительно Вергилия, почему он вдруг в Средневековье оказался проводником Данте. За что ж Вергилия так в Средневековье уважали? Дело в том, что он написал в одном из своих стихотворений некие восторги по поводу того, что скоро должен родиться чудесный младенец. Без шпаргалки я не вспомню, в какой именно семье должен был родиться младенец, но чуть ли не сын Августа [2] Используя в качестве шпаргалки статью Михаила Гаспарова «Вергилий – поэт будущего», выясняем, что в это время и сам Октавиан вступил в брак, и сестра его вышла замуж за Антония, но оба эти брака не дали сыновей. Интересующее нас стихотворение – IV эклога в «Буколиках». . У Августа в итоге прямых наследников не было. Там наследовал племянник, там все пошло очень тяжело. А так вот ожидание рождения чудесного младенца было воспето в соответствующих стихах. И как раз, понимаете, под Рождество Христово, по датам оно совпало. То, что это был совершенно не тот младенец, никого в Средневековье не интересовало. И поэтому Вергилий был восторженно принят христианской культурой благодаря отнюдь не «Энеиде» и не другим произведениям, а благодаря конкретно этим самым стихам, которые христиане воспринимали как пророчество о рождении Христа. Хотя реально это никаким пророчеством не было.

А мы, соответственно, возвращаемся к «Энеиде». Итак, «Энеида» в первую очередь должна рассматриваться как произведение политической литературы. То есть ее уместно ставить в один ряд не с Гомером, как это делал сам Вергилий (он отталкивался от Гомера), а с произведениями типа «Поднятая целина» – просто насквозь идеологическими. Сюжет начинается с того, что Эней бежит из Трои. Про отношения к грекам вы понимаете, тут очень четко все, негативное отношение к грекам и, соответственно, троянский царевич как прародитель бежит из Трои, но коварством Юноны бури заносят его в Карфаген, еще строящийся только, к царице Дидоне. И едва не происходит политическая катастрофа. А именно: вместо того чтобы основывать город, откуда выйдут прародители Рима, Эней вдруг чуть не становится мужем Дидоны и чуть не строит Карфаген, который в будущем будет самым главным врагом Рима, на время Августа сравнительно недавно разгромленный. От Энея требуют, чтобы он Дидону покинул. Ну, раз боги велят, богопослушный Эней, соответственно, это делает – бросает Дидону. Дидона кончает с собой, проклинает Рим, то есть будущее Рима, естественно, проклинает Энея и предрекает великую войну. Все кроваво. И затем Эней у нас прибывает в Италию, где сражается с местными, и дальше все благополучно заканчивается свадьбой и основанием города, откуда родом будут Ромул и Рем. Это вот вам «Энеида». Это вот вам официальная версия происхождения от троянцев. Чуть позже я вам выдам неофициальную версию происхождения не от троянцев. Что касается Ромула и Рема, то они представляют собой классический близнечный миф. Близнечный миф, где они не имеют отца, то есть, по той версии, которую мы знаем от Плутарха из «Сравнительных жизнеописаний», они были рождены девушкой из рода Энея от лара очага – вот вам лары и оказались в сюжете. Потом их бросают в лесу, и дальше, как вы прекрасно знаете, их вскармливает волчица. Явно совершенно более архаичный образ. Именно сироты, не имеющие ни отца, ни матери, вскормленные этой самой волчицей. Дальнейшие приключения братьев заставляют задуматься о древних союзах, фактически инициатических союзах. То есть когда у нас с вами неженатые парни живут в лесу, занимаются более-менее разбоем, и это оказывается неким вариантом волчьего братства. Волчьи союзы, между прочим, у и славян вполне себе зафиксированы. Так что у нас такое тоже было. И вот, видимо, такой волчий союз и лежит в основе сказаний о Ромуле и Реме. Потому что основной сюжет, связанный с тем, что к Ромулу прибиваются всякие разные асоциальные юноши и они становятся его братством, он будет основным ходом иметь похищение сабинянок. То есть живут-то они умеренно разбоем. Образ благородного разбойника – забегая сильно вперед – имеет инициатическое происхождение. Эти самые союзы молодых мужчин, прошедших инициацию и живущих в лесу, – то, что Пропп определяет как мужской дом.