Мстислав Добужинский - Воспоминания

Для меня эта дата одна из самых незабвенных на всю жизнь — ты это знаешь, и мне грустно, что я далеко от тебя и любимых старых друзей театра.

Я очень мечтаю, что, может быть, судьба еще приведет меня в Москву, повидать театр было бы для меня счастьем» (письмо от 14 декабря 1934 г. — Музей МХАТ, фонд К. С. Станиславского). Добужинский ошибся: премьера спектакля состоялась 9 декабря 1909 г.

Действительно, такие споры поднимались на премьере (см.: Н. Ш. «Месяц в деревне» Тургенева. В фойе. — Утро России, 1909, 10 дек.). Тот же автор рассказывает: «А. И. Южин сидит рядом с Москвиным и не может удержаться, чтобы не аплодировать до акта — декорациям:

— Декорации Добужинского — это стихотворения в прозе.

П. Д. Боборыкин упрекает Добужинского в искажении костюмов.

Я встретился с Добужинским.

— Слыхали, в чем Вас упрекает П. Д. Боборыкин?

— Я готов его вызвать на дуэль. Он говорит на основании воспоминаний, а я — на основании изучения документов. На каждую деталь, на каждый штрих у меня есть оправдательные документы».

На творчество В. А. Симова существенно повлияли работы мирискусников. Отказ от натурализма, стремление приобщиться к живописному началу в театральной декорации и выразить психологическое содержание акта — все это говорит об изменении взглядов Симова.

Писать так называемые «выставочные» эскизы декораций после премьеры стало обычным для Добужинского правилом с первых лет его работы в театре. Причем большей частью это уже не были собственно эскизы декораций, а скорее сцены из спектакля.

Темы «Месяца в деревне» отразились в некоторых графических работах (например, в обложке «Детского альманаха». СПб., 1910). Кроме того, он исполнил две серии иллюстраций к «Месяцу в деревне». Первая из них (акварель, 1910, собр. И. С. Зильберштейна, Москва) сделана под очевидным влиянием театральной работы. Вторая серия иллюстраций (см. с. 430, примеч. 38) была несомненной удачей Добужинского. Сюжеты рисунков часто неожиданны — например, один из них изображает Верочку на лестнице, горько плачущую после решительного разговора с Натальей Петровной. Этой сцены нет в пьесе, но она логична, ибо вытекает из предыдущего действия, и проникнута тургеневским духом. Такие приемы иллюстрирования литературного произведения явились новыми для русской книжной графики того времени и были значительным шагом вперед в ее развитии.

Два эскиза декораций (к 1 и 3-му действиям) были приобретены в 1910 г., но не с выставки «Мира искусства», а с 7-й выставки «Союза русских художников». Позже, в 1919 г., Третьяковская галерея приобрела еще несколько эскизов декораций и костюмов к «Месяцу в деревне». Кроме того, в галерею попал эскиз к постановке, бывший собственностью В. О. Гиршмана. Таким образом, в ГТГ сейчас находится четыре эскиза декораций и три эскиза костюмов.

В письме к жене Добужинский приводит те же слова М. Г. Савиной (1854–1915): «Завидую, что играют в таких декорациях, если бы мне в этих Ваших рамках поиграть» (ок. 24 апреля 1910 г. — Сектор рукописей ГРМ , ф. 115, ед. хр. 26, л. 3).

По поводу спектакля в «Новом времени» появилась резко отрицательная рецензия, в которой порочилось или в лучшем случае ставилось под сомнение все: постановка, декорации, костюмы, актерское исполнение. Лишь Станиславский в роли Ракитина был удостоен одобрения, хотя и с оговорками, ибо, по словам рецензента, он «слишком позирует и напрасно грассирует». В отношении же декорационного оформления никаких сомнений у автора статьи не было — он начисто отрицал его сценическую значимость: «Сусально-сентиментальная обстановка его [дома. — Г. Ч. ] помещичьих покоев совершенно не вяжется с теми, где протекала жизнь тургеневских героев, и есть ли вообще такие покои — в совокупности всех деталей — где-нибудь, кроме фантазии упомянутого иллюстратора?» В той же мере рецензента не удовлетворили и костюмы, в которых он видел явно «французский привкус». «Что касается его манеры и красок, — продолжал автор статьи, — то они тоже едва ли для тургеневского произведения. Суховатый графический импрессионизм и мучнисто-серые тона не идут, например, к изображению сельского пейзажа во втором действии. Это не русский вид, все равно как и не русский дом» ( Беляев Юр. Театральные заметки. — Новое время, 1910, 24 апр.). Все остальные постановки МХТ были также враждебно встречены «Новым временем». См., например, заметки от 21, 22 апреля, 6 мая 1910 г.

Растрелли Франческо Бартоломео (1700–1771) — архитектор, наиболее яркий выразитель эпохи барокко в русской архитектуре XVIII в.

Теперь Малый академический театр оперы и балета.

Штакеншнейдер Андрей Иванович (1802–1865) — архитектор времени эклектизма в русской архитектуре.

Камерон Чарльз (ок. 1740–1812) — английский архитектор, много строивший в России; один из наиболее видных мастеров классицизма.

Для Гамлета был приглашен из Англии известный режиссер Гордон Крэг.

В 1914 г. Добужинский исполнил для «Русских сезонов» сценическое оформление двух балетов (см. с. 285).

Имеется в виду первая мировая война.

В театре все упражнялись в пении для постановки голоса.

См. с. 350.

Под руководством Добужинского в 1914 г. было коренным образом переделано все декоративное оформление «Горя от ума». Большое участие в переделке принял А. А. Петров. Добужинский выполнил заново несколько десятков костюмов и декорацию четвертого акта (хранятся в музее МХАТ).

Александров Николай Григорьевич (1870–1930) — артист Московского Художественного театра.

Балтрушайтис Юргис Казимирович (1873–1944) — поэт, переводчик и театральный деятель. Полномочный представитель Литовской республики в СССР (1921–1939). Активно содействовал переезду Добужинского в Литву.

Теперь проезд Художественного театра.

Их было «всего» 48 для «Нахлебника» и по 31 для других двух пьес 40* .

При постановке «Села Степанчикова» по повести Достоевского Станиславский вспомнил этот эпизод, бросив упрек Добужинскому (см. запись В. М. Бебутова. — Музей МХАТ, фонд К. С. Станиславского; частично опубликовано: Чугунов Г. М. В. Добужинский, с. 105.)

Рецензенты единодушно одобрили декорации Добужинского, но по отношению к спектаклю возникли принципиальные претензии. В частности, А. Н. Бенуа писал: «Мы жили этим театром [Московским Художественным. — Г. Ч. ] и потому наша обязанность теперь […] поднять тревогу, сознаться, что все, чем нас нынче угостили, и не вкусно, и не радостно, и не ценно, а главное, что все убийственно в буквальном смысле слова […] Но разве не изящен Тургеневский вечер или, как его еще можно назвать, вечер Добужинского! […] Разве не интересен вечер Гамлета? Вполне согласен, что первый вечер представляет из себя три прелестные картинки из русской Biedermayerzeit. Но, боже мой, неужели этого мы ждем от единственных (заметьте, действительно, единственных) представителей у нас живого театра?