Виталий Костомаров - Вот лучшее ученье!

Общечеловеческим «иероглифом» стало сердечко, передающее в широком смысле понятие приязни, любви, но это не конкретное слово, а вообще не опредмеченное языковое выражение. Распространившийся по всему миру лозунг-слоган Я ♥ Москву допускает обращение к разным глаголам с соответствующим согласованием: Я люблю Москву. Я влюблён в Москву. Мне нравится Москва. Я восхищаюсь Москвой… Сердечко интернационально понятно и может быть расшифровано как I love, like, admire, I am fond of, delighted with, carried away by… Ich liebe, habe gern… J'aime, prefere, goute, je suis ravi, je me plais… Иероглиф читается по-разному, нивелирует стилистические и даже смысловые оценки возможных «прочтений». Наиболее популярные мировые валюты (доллар, фунт, евро, иена) давно зашифрованы символами; обсуждается вопрос о иероглифическом обозначении российского рубля. Во всех странах люди привыкли к символам, хотя «читает» (озвучивает) их названия каждый по-своему на своем языке.

Конечно, не следует забывать, что понимание символов сопряжено с языком не только потому, что мы так воспитаны, но и по глубоким психологическим и даже физиологическим причинам. Пусть картинки легче воспринимаются и быстрее понимаются, но в памяти остается лишь обозначенное словами. Мы ощущаем, различаем запахи не непосредственно, а давая им словесное обозначение, нам известны даже обозначенные, хотя не воспринимаемые органами чувств феромоны. Мы прочно запрограммированы на логически точную книжность и игнорируем факт иного восприятия текстов в неписьменных формах.

Уже нынешнее поколение людей оказывается приученным к «тексту трех измерений», к получению информации в слиянии звука, речи, изображения – как бы выполняя завет Чюрлёниса о единстве поэзии, музыки и живописи, о единстве трех главных их основ – ритма, пропорции, грации. Многие, преувеличивая, вероятно, роль Интернета и его глобализирующую силу, пишут о том, что сегодня он уже породил новую культуру, в частности, единую евразийскую.

Тем временем даже беллетристика начинает мыслить кадрами и их блоками, обращается к искусственным чередованиям разных единиц (иной раз прибегая к рисункам, схемам, графике и сложной верстке) вместо творческой лепки художественных образов традиционными приемами «развертывания словесных рядов».

Эти опасности имеют общечеловеческий характер. Американский психолог Глория де Гаэтано, борец против телевизионного отупления детей, пишет о том, как и почему так трудно читать привычные нам тексты детям, уже приученным к иному представлению знания – к современной механической, краткой и броской, быстро меняющейся расфасовке информации в виде блоков-клипов с поддержкой изображением, движением, цветом, звуком и другими невербальными носителями.

Привычка к восприятию информации в вербально-изобра-зительной форме с частой сменой кадров и крайне лаконичной языковой составляющей укорачивает нормальный срок восприятия информации (полагают, что полное восприятие надписи или проговариваемой фразы составляет не менее трех секунд), но краткость и яркость восприятия мешает ее поверить разумом, по-настоящему «переварить». По имеющимся данным, уже целое поколение молодых людей испытывает неспособность к настоящему чтению, полагая и обычные неспециальные (кроме написанных в клиповом ритме детективов), и специальные книжные, и даже газетные тексты неодолимо трудными, неприятными, занудными. Это явление, названное A.D.D. (Attention Deficit Desorder), бурно обсуждается и осуждается американскими учеными и педагогами, в частности, потому что оно ведет к утрате способности к профессиональному обучению.

Безусловно, форма реализации информации, опредмеченной тем или иным способом, не должна быть безразлична для тех, кто собирается с помощью полученного текста формировать какое-либо знание у подрастающего поколения. Старшее поколение вряд ли примет безоговорочно все коммуникативно-языковые новшества, а молодежь уже сегодня во многих фантомах видит красоту. Человечеству, судя по всему, суждено выйти на иной тип общения, иную его структуру, а может быть, и базу, иное функционирование языка.

Разные формы общения имеют свои преимущества и недостатки. Да, письменный текст не передает интонацию, тон, тембр и модуляции голоса, ударений (но можно написать: взвизгнул, пролепетал, прошептал, оглушил и т. п.). Именно поэтому, где-то отвлекаясь от частностей, он позволяет сконцентрировать внимание на содержании преподносимого знания. При этом первоначальная невозможность передать письмом позы, жесты, телодвижения породила впоследствии в языке массу их вербальных обозначений, а также средств передачи отношения к описываемым движениям, нвозможное стало возможным! Почему до сих пор при получении информации в целях формирования знания целесообразно отдавать предпочтение главенству письменной формы? Потому что чтение требует постоянного напряжения разума и воображения, скептической оценки прочитанного.

Кажется, что звукозрительное овеществление события может передать намного больше письменного его описания. Но внеязыковые носители информации зачастую распыляют внимание воспринимающего, который проходит мимо осмысления. Непередаваемый визуально авторский текст часто содержит бесценные языковые находки, которые обогащают ум и речь того, кто читает книгу. Нет пока режиссера, который смог бы придумать мизансцену для передачи ильфо-петровской фразы из «12-ти стульев» Зарвавшийся беспризорный понял беспочвенность своих претензий и отстал . Разве что голос за кадром – прием, используя который постановщик расписывается в своей беспомощности. Как сыграть булгаковское Машину зря гоняет казенную, – наябедничал кот, жуя гриб . Как сыграть здесь наябедничал ?

А вот два мнения, небезынтересных для нас, опубликованные в «Комсомольской правде» 6 февраля 2009 года:

Мягко говоря, мне никогда не нравился фильм «Д'Артаньян и три мушкетера». В детстве я слишком сильно любил книгу Дюма, чтобы делить ее с нелепыми усатыми людьми на экране. Картина казалась мне нищенским советским трэшем для пионеров. Помнится, марлезонский балет там имел место быть средь бела дня, в какой-то поросшей бурьяном халупе, имитировавшей парижскую ратушу. Михаил Боярский, Вениамин Смехов и т. д. играли свои роли в основном усами. Миледи оказалась курьезной опереточной гадиной. И так далее (Денис Корсаков).

Мое поколение выросло на «Мушкетерах», у следующего в героях были «Гардемарины»; нынешнее, увы, воспитывается на «Висяках» и «Глухарях». Мы, мальчишки, ругали тот фильм, наверное, сильнее кинокритиков. Но и знали наизусть. Это был драйв, состояние души: когда один за всех и все за одного. Кто не пережил этого, тот не поймет. А если вы всерьез будете рассуждать, почему их Париж сильно напоминает тогда еще наши Прибалтику или Крым, – вы скучный человек» (Максим Чижиков).