Александр Севастьянов - Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Девяносто процентов!! Что же, люди не видели, кто стоит во главе социалистических партий? Кто составляет их ядро, их боевую головку, их штабы? Всех этих цедербаумов, апфельбаумов, гершуни, азефов, гоцев, либеров, данов, розенфельдов, лурье, лениных, бронштейнов, свердловых, дзержинских, джугашвили, орджоникидзе и проч.?! Отлично видели, все знали и понимали. Но это никого не смутило! Торжество идей социализма шло в ногу с торжеством идей интернационала (вспомним эпиграф). Лишь ничтожное меньшинство, не имеющее ни веса, ни доброй репутации в политике, так называемые “черносотенцы”, впоследствии в корне изведенные, открыли для себя вторую сторону, национальную изнанку революции и гражданской войны: их страшный, истребительный для русской нации характер. От большинства же русских — абсолютного, подавляющего большинства! — этот характер остался скрыт.

Почему же так получилось?

3.

Ответ на этот вопрос приходится искать в истоках древнерусского общества, точнее — в природе славянской общины (концепция проф. А.Г. Кузьмина).

Славянская община, в отличие от германской, еврейской, чеченской и т. п., относится не к кровнородственному, а к территориальному типу . Это значит, что любой пришелец, поселившийся на данной территории, становился членом общины, мог вступать в брак с ее представителями, мог делать карьеру, мог быть избран старейшиной. Раб через определенное время тоже мог влиться в общину (в кровнородственной общине инородец может быть только рабом). Защищать славяне шли не “род-племя”, а “родимую землю”. Завоевав в VI–VII вв. большую часть Центральной Европы, славяне нигде не установили своего этнического господства, так же, как впоследствии в Сибири, Туркестане, на Дальнем Востоке. (Сравним модель поведения чеченцев, корсиканцев, сицилийцев, евреев и представителей других народов, возникших на основе кровнородственной общины, в отношении “своих” по крови людей, родни, единоплеменников, которых долг и традиция предписывает защищать в первую очередь, всегда, любыми средствами, на любой территории, независимо от обстоятельств. А их национальная победа всегда оборачивается тотальным национальным господством, вплоть до геноцида побежденных.)

Как видим, национальное неразличение, феноменальная способность ассимилировать и ассимилироваться (русские за границей уже в третьем поколении теряют национальную идентичность; сравните с евреями!) — существует у нас в народе как архетипическая черта с незапамятных времен. То же относится и к стихийному социализму, так как славянская община культивировала антииндивидуализм, равноправие и самоуправление со всеми вытекающими отсюда установками.

Приход в IX веке к славянам руси — а именно русских (западнославянских) племен, организованных по принципу кровнородственной общины и возглавивших новую историческую общность: русский народ — породил принципиальную оппозицию Власти и Земли. Затянувшись на тысячу лет, эта оппозиция закрепила на разных общественных полюсах противоположные психосоциальные установки. Национализм сделался исключительной привилегией аристократии, отличительным признаком верхнего класса (хотя непрерывные вливания инородцев в состав российского дворянства и здесь подрывали национальную идею). Наряду с ярким русским национализмом Волынского и Ломоносова, “екатерининских орлов” и декабристов, Пушкина и Гоголя, славянофилов, Николая Первого и Александра Третьего, существовала народная национальная индифферентность, усугубленная и санкционированная христианством. Национальная идентичность легко и органично оказалась подменена в массовом масштабе идентичностью конфессиональной. Если наверху какой-никакой русский национализм все же существовал, то внизу, в народе, его не было вовсе. Это дало возможность Н.А. Бердяеву ещё в 1915 г. заметить: “Россия — самая не шовинистическая страна в мире… Русские почти стыдятся того, что они русские; им чужда национальная гордость и часто даже — увы! — чуждо национальное достоинство. Русскому народу совсем не свойственен агрессивный национализм”.

В начале ХХ века скрепы, сдерживавшие стихийные народные импульсы, ослабли, а затем и лопнули. Власть не могла больше сдерживать устремления Земли. Победа русского социализма и — как это ни парадоксально — русского интернационализма была неизбежна.

Чем это обернулось?

4.

А обернулось это национальной катастрофой и русским геноцидом. Параметры этой катастрофы здесь прописывать не место — имеется специальная литература. Поэтому не буду говорить ни о прямом и чудовищном ограблении русского народа, ни об уничтожении его элиты, ни о навязанной ему иссушающей роли донора, ни о подрыве русской биопопуляции и демографическом кризисе.

Скажу только об одном. В результате построения практического социализма денационализация русского народа доросла до невероятных масштабов. Господствующей “русской идеей” в так называемой Советской Империи стал великодержавный космополитизм , он же безродный патриотизм . По мере того, как в союзных республиках росли и зрели национальные элиты (а с ними — местный национализм), русские чем дальше, тем больше отрекались от национального сознания. Дошло до того, что в 1986 г., по опросам, 78 % русских считали себя “советскими” и только 15 % — “русскими”, а 7 % вообще не смогли идентифицировать себя. Не только в русской политической теории, но и в государственной практике России сплав социализма с интернационализмом оказался органичным, жизнеспособным, действенным, победным, но — это столь же очевидно — губительным, самоубийственным для нации.

Какой урок отсюда извлечем?

5.

Национализм и социализм — две вещи несовместные, взаимоисключающие. Об этом говорят нам русские социалисты-теоретики. Об этом кричит русская социалистическая практика, как в революции, так и в мирном строительстве. Об этом гласит и современная передовая идеология русского этнического национализма.

Нам заявляют, правда, что пример Германии 1-й половины столетия опровергает вышеприведенный тезис. Это неверно.

Во-первых и прежде всего, под личиной национал-социализма в Германии был в действительности осуществлен национал-капитализм (см. об этом мою работу “Уроки Гитлера”).

Во-вторых, трюк Гитлера состоял в том, что он посулил всему немецкому народу, включая рабочих и крестьян, роль элиты во всемирном масштабе, противопоставив немцев — всем народам. Таким образом, элитарное (по определению) националистическое мировоззрение вмиг оказалось открыто и доступно для всех слоев немецкого общества, радостно приобщившихся к нему в предвкушении мирового господства. Можем ли мы хотя бы в бреду обещать сегодня нечто подобное русским? Да и смогут ли русские осознанно и твердо взять курс на всестороннюю эксплуатацию нерусских народов хотя бы одной только России? Крайне сомнительно.