Константин Душенко - История знаменитых цитат

– Будьте спокойны! Dieu me pardonnera, c’est son métier! (Бог меня простит, это его ремесло! франц. )

Этот рассказ и поныне принимается на веру, а между тем он почти наверняка вымышлен. К умирающему поэту ночью запросто врывается неведомо кто (ведь имени Мейснер не назвал), с ходу берет на себя роль исповедника и остается не замеченным никем – даже сиделкой, оставившей подробный рассказ о кончине поэта.

Правдоподобнее выглядит версия, которую братья Гонкур записали в своем «Дневнике» 23 февраля 1863 года со слов филолога Фредерика Бодри, друга Гейне. Жена Гейне, ревностная католичка, молилась Богу за его душу. Гейне утешил ее:

– Не сомневайся, моя дорогая, Он меня простит; это Его ремесло!

Впоследствии христианские моралисты стали приписывать эти слова Вольтеру.

Неизвестно, читал ли Чаплин биографию Гейне, но в его черной комедии «Мсье Верду» (1947) есть очень похожий диалог. Мсье Верду, обаятельный многоженец и серийный убийца, кончает жизнь на гильотине. Перед казнью священник произносит:

– Да смилуется Господь над вашей душой.

– А почему бы и нет? – отвечает Верду. – В конце концов, она принадлежит ему.

В автобиографии Чаплин вспоминал:

«Я послал сценарий на цензуру в управление Брина. Вскоре я получил извещение о том, что на картину в целом наложен запрет. Управление Брина – это отделение Легиона благопристойности, цензурная инстанция, которую на свою голову организовала “Моушн пикчэр ассосиэйшн”».

Режиссер явился в Управление Брина, где один из сотрудников стал разбирать сценарий строка за строкой.

«– А эта строка, – неумолимо продолжал он: – „Пусть господь смилуется над вашей душой“, а Верду подхватывает: „А почему бы и нет? В конце концов, она принадлежит ему!“

– Что же вас тут беспокоит? – спросил я.

– Реплика „А почему бы и нет?“ – кратко повторил он. – Так не разговаривают со священником!»

Сценарий Чаплину все же удалось отстоять. А после его смерти реплику его персонажа стали цитировать как последние слова самого Чаплина.

Первым умершим богом в европейской культуре был древнегреческий бог Пан – покровитель стад и пастухов, а позднее – олицетворение всей дикой природы.

У нас легенда о его смерти известна по тургеневскому стихотворению в прозе «Нимфы» (1882). Стихотворение начинается с того, что греческий корабль плывет по Эгейскому морю.

…И вдруг, в высоте, над головою кормчего, кто-то явственно произнес:

– Когда ты будешь плыть мимо острова, воззови громким голосом: «Умер Великий Пан!»

Кормчий удивился… испугался. Но когда корабль побежал мимо острова, он послушался, он воззвал:

– Умер Великий Пан!

И тотчас же, в ответ на его клик, по всему протяжению берега (а остров был необитаем) раздались громкие рыданья, стоны, протяжные, жалостные возгласы:

– Умер! Умер Великий Пан!

В таком виде этот возглас и вошел в русскую культуру.

Это предание известно из трактата Плутарха «Об упадке оракулов», гл. 17. У Плутарха в первом случае – не прямая речь, а косвенная («возвести, что великий Пан умер»), во втором – повторение тех же слов в прямой речи («Великий Пан умер»), а третий возглас Тургенев добавил от себя.

Согласно Плутарху, об этом удивительном случае сообщили императору Тиберию, и созванные им мудрецы объяснили, что Пан, рожденный от смертной женщины, не обладал бессмертием богов. Тиберий правил в 14–37 гг. н. э.; раннехристианские апологеты полагали, что смерть Пана случилась в момент появления на свет Иисуса Христа и знаменовала конец язычества.

В 1882 году Фридрих Ницше возвестил уже о смерти христианского Бога. В главе 125 его книги «Веселая наука» рассказывалось о человеке, который в полдень зажег фонарь и выбежал на рынок с криком: «Я ищу Бога! Я ищу Бога!» А потом стал спрашивать, обращаясь к толпе:

– …Разве мы не слышим еще шума могильщиков, погребающих Бога? Разве не доносится до нас запах божественного тления? – и Боги истлевают! Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами – кто смоет с нас эту кровь? (…) Разве величие этого дела не слишком велико для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его?

Чем же еще являются эти церкви, если не могилами и надгробиями Бога?

«Смерть Бога» здесь метафора обезбоженного мира и конца христианства, которое, по Ницше, нужно преодолеть, чтобы идти дальше, к «переоценке ценностей».

Метафора Ницше породила огромную литературу, рассматривать которую здесь не место. Но стоит упомянуть, что формула «Бог умер» встречалась уже на рубеже XIII–XIV веков, причем в довольно близком контексте.

Речь идет о сборнике поучительных рассказов на латыни «Римские деяния» (рубеж XIII–XIV вв.) – одной из самых читаемых книг Средневековья. В главе 144 «Деяний», озаглавленной «О нынешнем состоянии мира», говорилось:

Бог умер, потому что все царство [земное] наполнилось грешниками.

…Сегодня мы считаем Его как бы мертвым и не думаем о Страшном суде, об аде, о вечном проклятии или о Царстве Божием.

Эти слова написаны будто вчера.

Около 1967 года в США появилась настенная надпись – кратчайший диалог между Ницше и Богом:

БОГ УМЕР

НИЦШЕ УМЕР

А позднее еще одна:

Бог жив и здоров и трудится над менее честолюбивыми проектами.

В 66 году н. э. иудеи восстали против Рима. Поводом к восстанию стало разграбление Иерусалимского храма, когда тот отказался платить налог, установленный прокуратором Иудеи. В марте 70 года римляне во главе с будущим императором Титом Флавием подошли к Иерусалиму и после пятимесячной осады взяли священный город штурмом.

Согласно Тациту, осаде сопутствовали удивительные знамения:

На небесах бились враждующие рати, багровым пламенем пылали мечи, огонь низвергался из туч и кольцом охватывал храм. Внезапно двери храма распахнулись, нечеловеческой силы голос возгласил: «Боги уходят ( лат. Excedere deos)», – и послышались удаляющиеся шаги.

Согласно же еврейскому историку Иосифу Флавию, в праздник Пятидесятницы, «когда жрецы ночью вошли во Внутренний Храм, чтобы совершить обычную службу, до них, как они рассказывают, сначала донеслись движение и топот, а затем слитные голоса: “Давайте уйдем отсюда в другое место”» («Иудейская война», VI, 5, 3; перевод с древнегреческого М. Финкельберг).

Иосиф Флавий писал раньше Тацита и был очевидцем осады Иерусалима; но все же есть основания полагать, что Тацит изложил легенду точнее. Эта легенда могла возникнуть лишь в римском лагере: у римлян издавна существовало поверье, что боги-покровители города покидают его, после того как он завоеван врагами или незадолго до этого. В «Энеиде» Вергилия (песнь II) во время штурма Трои Эней убеждает своих соратников, что исход сражения предрешен: