Александр Бух - Япония. Национальная идентичность и внешняя политика. Россия как Другое Японии

В то же время Запад, который для западных интеллектуалов давно является синонимом международного общества [55], был для Японии доминирующим Другим . Как уже отмечалось в предыдущих главах, на протяжении современной японской истории связка Запад/Япония была одним из основных мест конструирования и реконструирования идентичности страны. За 150 лет взаимодействия Япония и «Запад» представляли друг друга и союзниками, и врагами, и сверхчеловеком, и недочеловеком, и обезьяной, и демоном, и учителем, и учеником, однако нарратив инаковости в расовом, цивилизационном и социокультурном смысле оставался неизменным (см., например: Dower 1986; Campbell 1992; Harootunian 1993; Littlewood 1996; Hammond 1997).

Вероятно, это несколько парадоксальное отношение и объясняет неоднозначное положение Японии в международном сообществе, на которое указывает Гонг. С середины XIX века Япония является частью международного сообщества с точки зрения доминирующих моделей знания. В то же время она всегда зависела в определении своей идентичности от различий с Западом, воспринимавшимся как воплощение этого самого сообщества. Хотя кажется, что дихотомия политического и культурного, заметная, например, в утверждении о том, что послевоенная Япония, сохранив уникальную культуру, политически интегрировалась в либеральный западный порядок и освоила доминирующие западные формы (Deudney и Ikenberry 1993/1994), дает простое объяснение этому состоянию, на деле оно оказывается ошибочным. Как напоминают нам Булл, Уайт и Уотсон (Bull 1982; Wight 1966; Watson 1984), современные политические институты как таковые являются продуктом и по сути своей воплощением западной культуры. В контексте отношений Японии с Западом симбиоз политического и культурного стал неотъемлемой частью литературы нихондзинрон, и то же самое произошло, как было показано в этой книге, и в ее отношениях с Россией.

Я полагаю, что тезисы, озвученные в этой книге, следует понимать именно в таком контексте идентичности современной Японии – как части «международного сообщества», определяющейся в то же время через различия между японским Я и «международным сообществом» (то есть Западом). Конструирование этих двух ипостасей послевоенной идентичности Японии (политической и социокультурной) через сравнение с СССР и Россией и через противопоставление им возникло в рамках модели понимания международного сообщества японскими элитами, в социальном пространстве, где рыночная экономика, демократия и технический прогресс стали парадигмами определения собственной позиции Японии. Даже явная попытка Сибы Рётаро вскрыть «оригинальную форму» России, основываясь на специфически японском понимании России, в существенной мере опиралась на парадигмы иерархической дихотомии присущих каждой из двух наций характеристик. В то же время инаковость России в западном дискурсе – отчасти схожая с неоднозначным положением самой Японии – обеспечила особенную роль связки Япония/Россия в партикуляризме Японии по отношению к Западу. С 1970-х по начало 1990-х инаковость России подтверждала принадлежность Японии универсальному, когда японская социокультурная уникальность, производящаяся связкой Япония/Запад, доминировала в дебатах о японской идентичности. Начиная с середины 1990-х, как было показано в двух последних главах, эта разница, укорененная в связке Япония/Россия, начала постепенно рассасываться. Этот процесс «нормализации» оказал двоякое действие на идентичность Японии: с одной стороны, он стабилизировал Японию как часть универсального «международного общества»; с другой – ослабил конструкт японской уникальности, бывший фундаментальной составляющей понимания Японией своего «Я». Здесь связка Япония/Россия задействовалась для того, чтобы воспроизвести уникальное положение Японии в сфере универсального посредством дискурсивного сдвига к противопоставлению с Западом как России, так и Японии. Проблема Северных территорий, за годы «холодной войны» ставшая символом двойной «чуждости» Советского Союза, оказалась важным локусом подтверждения культурной уникальности Японии.

Важно помнить, что в отличие от западного «Востока», описанного Эдвардом Саидом в его знаменитой книге «Ориентализм» (Said 1978), а также в отличие от его японской версии, проанализированной Стефаном Танакой (Tanaka 1993), построение идентичности Японии через Россию не было частью колониального проекта. Никакого физического доминирования над русским Другим за таким построением тоже не стояло. В каком-то смысле этот дискурс был для Японии освобождающим, поскольку позволил ей утвердить свое место в международном сообществе – вероятно, за счет нормализации и отказа от прагматических отношений со своим северным соседом. Функция связки Япония/Россия зависела, однако, от последовательного восприятия Японии как гомогенной единой нации и как исторической противоположности России. В рамках этого процесса айны, боровшиеся за признание статуса коренного народа, подрывали оба этих фундаментальных принципа и стали жертвами конструкции, построенной на исключении их собственных истории и субъективности.

MoFA– Japan’s Ministry of Foreign Affairs: http://www.mofa.go.jp

NDL-Japan National Diet Library, parliamentary interpolations database: http://kokkai.ndl.go.jp/

TD-»Japan and the World» database provided by Professor Tanaka Akihiko lab, Institute of Oriental Cultures, Tokyo University: http://www.ioc.u-tokyo.ac.jp/çworldjpn/index.html

1. Основные источники

Agency for Natural Resources and Energy (Shigen enerugi chō.) (2004) 2030 nen no enerugi no jukyu tenbo (Developments in energy supply and demand by the year 2030). Tokyo.

Akitsuki, T. (1987) Edo idai ni okeru nijonjin no roshiakan (Japanese view of Russia during the Edo period). IN YASUI, R. (Ed.) Nihon to Roshia. Tokyo, Waseda University.

– (1990) Saharintō ni okeru nihonjin to ainujin (Japanese and Ainu on Sakhalin). IN NAKAMURA, Y.

Akitsuki, T. (Ed.) Roshia to nihon (Russia and Japan.). Tokyo, Hitotsubashi University.

Aoki, A. (2004) Shiba Ryōtarō to mitsu no sensō (Shiba Ryōtarō and the three wars), Tokyo, Asahi Shimbunsha.

Aoki, T. (1999) Nihonbunkaron no henyō (Transformations of nihonbunkaron), Tokyo, Chūōkōron-shinsha.

Asahi Shimbunsha (1988) Za Nipponjin (The Japanese), Tokyo, Asahi Shimbunsha.

Befu, H. (1987) Ideorogi to shite no nihonbunkaron (Nihonbunkaron as an ideology), Tokyo, Shisō no kagakusha.

Bendasan, I. (1970) Nihonjin to yudayajin (The Japanese and the Jews), Tokyo, Yamamoto shoten.

Gaimushō Chōsabu (MoFA Investigative Division) (1941) 1940 nen sorenpou gaikan tokushū (General information on the Soviet Union in 1940), Tokyo, Gaimushō.

Bunka no jidai kenkyū guroopu (Study Group on the Age of Culture) (1980) Bunka no jidai (The age of culture). Tokyo, Prime-Minister’s Office.

Information Division, Prime-minister’s Office. (1967) Gaikō/bōei ni kan suru yoronchosa (Public opinion survey regarding foreign policy and defense). Tokyo, Secretariat of the Prime-Minister Office.

– (1976) Jieitai/bōei mondai ni kan suru yoronchosa (Public opinion survey regarding the SDF and defence problems). Tokyo, Secretariat of the Prime-Minister Office.

– (1982) Jieitai/bōei mondai ni kan suru yoronchosa (Public opinion survey regarding the SDF and defense problems). Tokyo, Secretariat of the Prime-Minister Office.

Edamura, S. (1997) Teikoku kaitai zengo (Before and after the collapse of an empire), Tokyo, Toshi shuppan.