Михаил Хлюстов - Ученые досуги Наф-Нафа

После падения диктатуры разливается всеобщее удивление: «откуда взялось столько подонков, наркоманов, пьяниц, проституток, бандитов? Раньше такого не было». Было! Латентно распылялось в популяции и до поры дремало в генах в силу строгости репрессивных мер за «порочное поведение». При снятии репрессивного давления неожиданно проявляется генетическая склонность большинства населения к «порочному поведению». Безусловно, действует вся совокупность социально-политических и морально-нравственных причин, порожденных как диктатурой, так и обострением социальной конкуренции и борьбы за выживание в пост-тоталитарном обществе, но преуменьшать роль генетического фактора и генного отбора не следует.

Демократия, наоборот, выводит на первый план заботу о людях порочных, даже генетически ущербных. Не случайно в либеральном обществе столь популярны фильмы про разнообразных калек, «которые «тоже люди», порой более талантливые, чем окружающие их обыватели. Idiots savants [249]сегодня в мире насчитывается не более двух десятков, однако ставших бестселлерами фильмов, телепередач и книг о них выпущено в сотню раз больше.

Во многих сферах деятельности начинает доминировать «группа генетического резерва», которой предоставляются благоприятные условия существования, размножения и потребления. В резонах такой «биополитики» превалируют не евгенические факторы, но морально-императивные: равенство граждан. Современные реалии — политические доктрины поощрение меньшинств с целью получения политических дивидендов.

Особо сильны экономические позывы. Социологи просчитали что в западных странах (много воспринявших от реального социализма в сфере социальных льгот) процент люмпенов примерно постоянен. Работать они не желают и все равно не будут, а прямые потери от воровства, преступности, асоциального поведения этой части общества, равно как косвенные расходы на содержание репрессивного аппарата, тюрем и на юридические издержки на порядок выше чем требуемые люмпенами социальные выплаты. Дешевле заплатить сегодня «пособия», чем наказывать завтра.

Тем самым косвенно демонстрируя капитуляцию перед этой стратой социума: если раньше люмпены паразитировали на массе отдельных индивидов, отбирая у них часть личного богатства, то теперь «законно» обложили данью все общество в целом, которое, в свою очередь отказалось от традиционных средств подавления. Т. е. отказалось от борьбы, от навязывания своей воли и морали, de facto признав поражение и поставив себя в унизительное положение проигравших. «Не желающий кормить свою армию, будет кормить чужую» — это о них, с той только разницей что «своя армия» — это полиция, а «чужая» — армия преступников, ставших пауперами.

Подобная «экономия» возможно эффективна для одного-двух поколений, но стратегически опасна. В США народилось четвертое поколение потомственных социальных иждивенцев, не знающих что такое работа. Исключительно на социальные пособия живут целые районы мегаполисов, особо поощряются беременные матери-одиночки из кварталов цветной бедноты. Класс люмпенов, ранее довольно стабильный по численности оказался в привилегированных условиях, в том числе условиях размножения. И он размножается! Особенно на фоне депуляции «среднего класса».

«В довесок» к росту числа люмпенов прибавляется искус для смежных социальных слоев с малыми доходами перейти в класс люмпенов сидящих на пособии. В перспективе граждане-аутсайдеры могут превратиться в подобие древнеримского плебса, размножиться невероятно и выесть все вообразимые социальные фонды. Сегодняшняя экономия, в том числе и политические дивиденды выраженные в отказе от непопулярных репрессивных мер подкладывает бомбу замедленного действия под будущее, отнимая экономическую и социальную стабильность у своих потомков.

Подобное наблюдалось в Древнем Риме, где Власть превратилась в заложника люмпенизированного плебса, не хотевшего ни работать, ни воевать, но требовавшего «panem et circenses» — «хлеба и зрелищ». С установлением императорского правления верхи все меньше нуждались в подкармливаемом электорате. Тем не менее, свободный плебс наряду с преторианцами и наемными легионами оставался основной опорой власти. Империя еще могла захватывать новые земли и рабов, вести успешные войны, кормиться с хлебных провинций, но уже не могла обуздать паразитическую часть социума, все разраставшуюся, пожиравшую совместно с пребывавшей в праздной роскоши элитой большую часть имперских доходов. Так продолжалось более трехсот лет вплоть до разделения Империи и падения Рима. Столь долгий исторический срок деградации объясняется, что Империя находилась вне зоны досягаемости сильных геополитических противников вроде Китая. Поэтому разложение Западной Римской Империи дошло до низших стадий, сделавших ее уязвимой для варваров в фазах стойкости Рима не представлявших серьезной опасности.

При отсутствии контроля со стороны социума и государства в «генетическом резерве» накапливается «генетический мусор». При достижении «критической массы» вспыхивают лавинообразные процессы социально-психологических заболеваний, в конечном итоге сильно сокращающих популяцию, особенно ее «замусоренную часть», сколько бы медицина ни пыталась их излечить. Deest remedii locus, ubi, quae vitia fuerunt, mores fiunt [250]. Излишек «генетического резерва» может оказаться вреднее чем его недостаток. Очевидно пропорция существует на уровне когда наработанный «группой риска» иммунитет смог усвоиться большей частью популяции без соответствующей передачи этой же части сопутствующих генетических заболеваний. То есть «разведен» в малых концентрациях в «здоровой части общества». Не более 10 и не менее 1 процента.

Пропорция легко исчисляется: Четыре поколения необходимые для «первичного» приспособления человека к новым условиям (примерно 80-100 лет) дают «стартовые» 6,25 %. Пропорция такова: разбавление признака вдвое (первое поколение) — 12,5 %, второе — 25 %, третье — 50 %, четвертое — 100 %. Приобретенное изменение разбавляется в 16 раз, делая маловероятным перекрещивание одинаковых признаков у потомства. На окончательное закрепление признака (так называемый «переход приобретенного гена от мужской к женской части популяции») требуется примерно 500 лет или 20–25 поколений.

В демографии «люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией» проходят по графе «бесплодные». До 10 % бесплодия компенсируется приростом потомства остальных 90 %. Стоит доле бесплодных приблизится к 16 %, как они поглотят весь необходимый прирост численности популяции, которая сможет только воспроизводить себя, но не увеличиваться. Поскольку к «бесплодным» добавляются «истинные бесплодные» (по физиологическим причинам, для большинства их которых отсутствие детей — драма), обязательная доля детской смертности, потерь репродуктивной части популяции от смертельных заболеваний и несчастных случаев.