Михаил Хлюстов - Ученые досуги Наф-Нафа

Круг обмана («искажения информации») возвращается бумерангом. Нельзя обманывать других не обманываясь самому. Поддавшись рекламе и приобретя ненужную вещь, невыносимо осознавать что тебя в очередной раз провели, что ты стал объектом рекламной манипуляции. Для психологической реабилитации необходимо уверить себя, что вещь тебе если и не очень нужна, то все равно делает тебя богаче, поднимает твой престиж в глазах близких, соседей, сослуживцев. Конечно человек по своей природе склонен выбирать необходимые ему вещи, не транжирить деньги на безделицы и в большинстве случаев приобретет «нужный» товар. Но в «обществе успеха» для успешного функционирования просто необходимы «престижные вещи» и приходится немалые деньги инвестировать в престиж. Даже в «необходимых» вещах интегрально заложено до двух третей фиктивной стоимости, что становится очевидным при периодических уценках вещей по мере утраты ими «модности» — актуальности потребления. Рачительные индивиды предпочитают подождать эти полгода-год или отложить покупку до очередной праздничной распродажи. Тем самым играя в игру «обмануть продавца»: измором заставить того назвать «истинную», а не «обманную» цену. У продавца свои козыри: если обыватель покупает «старье», то «портит вывеску» самому себе. «Старье» означает бедность — крах имиджа «успех». Покупка всегда компромисс между откровенной жадностью и расчетом — «отложенной алчность».

Подобные взаимоотношения напоминают азартную игру. Поскольку все знают что все обманывают, тем не менее принимают правила этой игры, то все вывешивают вывеску на фасад «я говорю правду». Игра похожая на парадокс про критских врунов и правдивых когда на вопрос «ты врун?» вдруг следует ответ «да», и вопрошающий остается в замешательстве «кто пред ним?». По правилу игры все отвечают на этот вопрос «нет», и в быту ведут себя «правдиво» опасаясь быть разоблаченным на мелкой лжи. Если признаешься что обманул — проиграл. Подорвал престиж, уронил свой кредит. Внешне такое общество выглядит правдивым, очень щепетильно к явной лжи. Демонстрировать обман означает обнажить правду, в том числе и об устройстве общества, то есть о каждом конкретном индивиде поскольку основное психологическое течение подспудно и «возвратно».

Индивиды изощряются в изобретении способов сокрытия «двойной жизни», ее маскировки. Происходит водораздел «жизнь для общества» напоказ, и «жизнь для себя», то есть «истинная». Парадокс что обе жизни (вернее — обе стороны одной жизни) являются истинными и расщепляются прежде всего в сознании. Причем индивид признает легитимной — «законной и оправданной» скрытую сторону своей жизни не признавая такового права за другими, то есть не признавая за другими право ее демонстрации, что было бы ответом «да» на вопрос «ты врун?», явным покушением на правила игры «тотальный обман».

Не позволяя обманывать себя явно, индивиды мирятся с всеобщим обманом, выступая под маской «честные люди» являются скрытыми обманщиками. Здесь возможна бесконечная череда обменов кредитами доверия, известная как феномен «я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты…». Парадокс что люди мирятся с тотальным обманом поскольку знают истину про каждого (или думают что про каждого). В основе своих движений, в глубинной мотивации своих поступков все одинаково равны раз в каждом сидит стремление обогащаться. Это самая большая святость, это «Бог» каждого. «право личной собственности священно и…».

О Боге всуе не говорят, но знают о постоянном его присутствии. Отсюда истинное знание «почему» (цели) Другого, и незнание «как» (средств достижения). Ощущение себя обнаженным перед другими и масса уловок завернуться в разнообразные «одежки», доказывая другим и себе что ты «не такой». Ложь просто необходима такому обществу, иначе оно погрязнет в бездне стыда и разрушит себя. Порой правду как куски сырого мяса бросают в лицо обывателям различные морализаторы, неожиданно обнаруживающие истинную суть общества. И общество стыдится… на время, исходит праведным гневом играя в игру «обмани».

«Мы» и «Я» — становятся разными категориями, и совесть расщепляется превращаясь в «коллективную» и «личную». Человек может ужаснуться: «неужели мы такие!» при этом не думая: «и я такой». Индивид готов нести коллективную моральную ответственность, но никак не личную. Последняя — только через суд, только за лично совершенные проступки. Он подпишется под коллективным покаянием, но никогда — под личным ибо это есть нарушение не только личных прав, но правил игры в обществе: «презумпция личной невиновности». Позволяя «невинно» обвинить себя индивид нарушает всеобщий закон справедливости. Во всяком случае так думает большинство членов общества, потому готовы глотку перегрызть отстаивая личные права, поскольку этим «борются за права других».

С другой стороны тотальное искажение действительности ведет к тотальным просчетам общества. Система взаиморасчета рушится, приобретая стохастичность, даже хаотичность. Всеобщий расчет ведет к хаосу. Периодически возникающие кризисы — не только и не столько кризисы износа основного оборудования, не столько кризисы неплатежей, накопившегося кома взаимных вексельных обязательств или «перегрева» биржи.

В деиндустриализированных странах современного «информационного общества» кризисы возникаю примерно с той же периодичностью, что и при Рикардо, и при Марксе, и при Кейнсе. Маркс выводил периодичность кризисов из перенакопления капитала, вызванного необходимостью смены устаревших средств производства. Однако уже с середины ХХ века станочный парк, как правило, окупается в первый год-полтора и служит не более пяти-семи — прогресс! Однако период наступления кризисов остался «верен» десятилетнему периоду.

Периодичность экономических кризисов есть периодичность кризисов доверия. Рынок схлопывается: ранее котируемые акции преуспевающих компаний неожиданно превращаются в туалетную бумагу финансовых пирамид, тонкая биржевая игра вдруг обнажает свою сущность детской забавы «веришь — не веришь». В низовой ячейке дело представляется отношением двух субъектов: «я верю что ты мне отдашь — я уверяю что верну». Однако каждый из субъектов входит в такие же отношения с третьим лицом. Дело в том, что в действительности и кредитор, и заемщик говорят друг другу: «я верю что… с вероятностью 99 или 90 процентов». Проценты вероятности «неудачи» означают «если…», обычно означающие «если мне отдаст третий». При таком рассмотрении проценты представляются «платой за риск» и плюсуются в сумму кредита. Разумеется, данная схема не учитывает реальная экономическая модель функционирования ссудного капитала по законам рынка: спрос и предложение на ссудный капитал, поскольку она очень близка к «психологической» модели.