Михаил Хлюстов - Ученые досуги Наф-Нафа

Финансовый кредит представляется «кредитом доверия», проценты — «оценкой недоверия». Ведь низкий процент даже не ссуда ради процента, а «дружеский заем», предоставление собственного капитала в чужое распоряжение. Средняя процентная ставка — «нормальная корысть», жизнь за счет собственных капиталов без особого труда. Очень высокая ставка процента свидетельствует о разыгравшейся алчности, вроде бешеной ставки в казино. «Не верю, но даю».

Из столкновений «атомов» выстраиваются «молекулы» — цепочки взаимных обязательств, ведущих к взаимному учету рисков, фактическому их сложению. «Проценты риска» плюсуются рано или поздно приводя к раздуванию взаимных обязательств. Складывается удивительная ситуация: все знают, что уже не могут отдать долги, соответственно получить назад свои деньги. Остается только получать проценты, поэтому процентные ставки взлетают до небес. Наступает «период бума». Все уверяют друг друга, что дела идут как нельзя лучше, хотя все уже знают «что он знает, что я знаю, что он…». Все ждут когда распространится импульс паники, кто первый посмотрит правде в глаза и спросит: «где мои деньги?». Тогда паника начнет распространятся снежным комом. Чтобы вернуть хоть часть все начнут требовать со своих должников. Игра превратится в свою противоположность: «кто первый успеет вернуть свой капитал». Крах!

Биржа обычно «сдувается» на те две трети фиктивного капитала что присутствуют в любом товаре и услуге. «Истинное положение вещей» это реальные цены товаров, но одновременно и реальная цена доверия. Получилось что общество верившее самому себе («в себя») вдруг в одночасье утратило эту веру. Начинается мучительная посткризисная рефлексия — «застой», стагнация. Взаимное выяснение обид, подсчет убытков, тяжбы.

Схема «застой — оживление — бум — кризис» напоминает классическое построение сюжета «завязка — развитие действия — кульминация — развязка». Следовательно общество живет по законам драмы. Накопление лжи, ее завязка в клубок превращающийся в Гордиев узел, который невозможно распутать, лишь разрубить. «Развитие драматического сюжета» экономического цикла необходимо социуму для полноценной жизни, раз большую часть времени обществу необходимо смотреть на мир через «розовые очки» дабы ценой взаимных иллюзий обогащаться удовлетворяя страсть алчности. Равно необходим периодический взгляд на мир «реальности» через катарсис кризиса.

В пору «классического» развития капитализма «драматическая схема» склонялась к трагедийным развязкам. Множество «субъектов рынка» разорялось вчистую, стрелялось и выбрасывалось из окон, еще больше массами выбрасывались на улицу совершенно лишенными средств к существованию. Рабочие вновь и новь лицезрели «изнанку общества». Вскипал котел классовой ненависти, улицы перегораживались баррикадами, гремели выстрелы, лилась кровь. «Капитализм демонстрировал свой «звериный оскал». «Атомы» ранее вольно переходившие с работы на работу, перекочевывавшие с места на место вслед за большей зарплатой теперь сбивались в макромолекулы — фактически переставая быть атомами и становясь звеньями классовой цепи.

Через пару лет после кризиса те же рабочие вполне лояльно уживались с прежде ненавистным «классовым врагом». Чтобы еще через несколько лет опять быть готовым перерезать ему глотку.

10 лет — период смены поколений. Возможно, здесь одна из разгадок периодичности кризисов: новые поколения не доверяют «старикам» по вполне «естественным» причинам — надежда на реализацию собственных амбиций. «Молодые» желают ухода «старперов» с командных постов. Уже это вызывает взаимное недоверие: идеи старшего и младшего поколения воспринимаются соперниками как демагогия. Ведь всякая вывеска лишь обман, скрывающий истинные цели.

Амбиции поколений лишь внешняя сторона. Как в циклах Шлезингера, так и в циклах Клинберга, причины и последствия «конфликта поколений» гораздо глубже. Собственно и сам «конфликт поколений» может быть только запалом к более глубоким тектоническим подвижкам. С оттенком иронии можно перефразировать тезис Маркса о «смене основных средств воспроизводства» в приложении к воспроизводству самого человека. В данном случае «работника».

Еще одна немаловажная деталь искажения картины мира: всеобщая зацикленность на материальном богатстве, что акцентирует внешнюю сторону материальности, желании представить ее во все большем разнообразии оттенков и форм. Желание удовлетворяется в виде «лавин благ» обрушивающихся на человека. Разрекламированные и не приобретенные блага суть соблазны. Желание владеть всем несоразмерно возможностям, даже если возможности постоянно расширяются. В конечной точке мотив приобретательства утрачивает смысл: никакое богатство уже не в силах расширить возможности потребления. На него нет ни времени, ни сил растраченных на добычу денег или на трату ради получения удовольствия. «Работа» (добыча) конкурирует с «отдыхом» — «чистым» потреблением, а один вид удовольствия (например: секс) начинает конкурировать с другим (например: с чревоугодием). На смену реальному потреблению приходит «виртуальное»: переживание возможности потребления того или иного блага уже тешит чувство обладания собственника. Гипотетическое «обладание всем» превращается в комплекс Креза. Перед мистифицированной рекламой разнообразием товаров возникает чувство нищеты обусловленной нищетой духа. Если нет возможности реально потребить товар, можно потребить его рекламный образ вызвав иллюзию потребления, и уже неважно есть ли для этого средства или нет. В конце концов можно взять кредит. Потребление все больше становится виртуальным. Равенство потребителя перед товарной массой есть равенство перед коллективным обманом.

Не случайно столь часть смакуемый западной культурой процесс выбора товара представляет порой больший источник удовольствия, чем сама покупка и потребление. Выбирая, покупатель потенциально «владеет всем миром» не тратя при этом денег, только время затрачиваемое на виртуальное потребление. Приобретя, он имеет дело с конкретной вещью (услугой) бесконечно малой по сравнению со всей массой товаров на рынке. Купив, потребитель из «богача» превращается в «бедняка».

В итоге обман, надувательство становятся формой жизни. Иначе теряется смысл корысти. Как уже сказано выше установленным внешним «честным» правилам игры следуют реальные правила, которые не воспринимаются обществом как неприемлемые. Стоит открыться нише не перекрытой законом, как начинается «законная» вакханалия грабежа. «Халява». Всеобщий обман обращается в закон, «трезвомыслящее» общество оборачивается обществом надувательства не столько в отношении иных индивидов, сколько самих себя. Трезвый расчет превращается в поиск случая, «конъюнктуры». Общество лжецов делается самонепереносимым, периодически вынуждено испытывать катарсисы «заглядывая в глаза реальности» (что случается во время кризисов и банкротств), или искать простачков на стороне. Например в иных формациях или иных континентах.