Владимир Колесов - Древняя Русь: наследие в слове. Бытие и быт

Любопытно также соответствие славянского слова бѣда многим греческим словам. Это верный знак того, что смысл славянского слова всегда определялся конкретным словесным окружением, ’ανάγκη — ‘необходимость, неизбежность’, также ‘предопределение, судьба, рок’, еще и ‘закономерность’, но прежде всего — ‘страдание, мука, пытка’. И в греческом слове смысл указывает на давление внешних обстоятельств, их предопределенность и внутреннее переживание этой беды человеком.

’Ατυχία просто ‘несчастье или преступление’; βάσανος ‘испытание, мучение’; κίνδυνος — ‘опасность или смелый поступок в минуту опасности’; κλάστις — очень конкретно и поучительно — ‘бич, кнут’, а также и наносимая им ‘рана, язва’; πράγματα — ‘обстоятельства’, обычно неблагоприятные, но еще и ‘беспокойство, тяготы’, а с другой стороны, ‘козни и интриги’; συμφορά, пожалуй, самое распространенное слово при переводе славянского бѣда, означает ‘случайность, стечение обстоятельств’, ‘несчастье и беда’ в самом широком смысле; χρεία — ‘нужда, необходимость’, а также ‘недостаток, отсутствие’ чего-то. На основе сопоставлений с греческими словами ясно, что бѣда — это либо нужда, которая давит и тяготит, либо судьба, которая заранее предопределена, либо опасность, которая грозит человеку и в конечном счете также связана с его судьбой; опасность тяготы, определяемая судьбою, — вот что такое бѣда. «Егда есмы въ бѣдѣ (εν ’ατυχία), да призовемъ умъ на помощь» (Пчела, 179). Как будто ум может что-то предпринять против судьбы!

Русскому слову бѣда в болгарском переводе «Пандектов» соответствуют нужда (чаще всего), грѣхъ или зло, врѣдъ или потрѣба; неволя, нужда, потреба соотносятся с русской бедою и в переводах «Апостола» и «Псалтири» (Jagič, 1913, S. 85, 90). Пакость и напасть — всего лишь проявления беды, и это всегда чувствует славянский переводчик. «Не пакости мужу, в бѣдѣ сущу», — говорит Менандр (11). Все эти различия и характерные подробности исчезают в русском восприятии беды: беда понимается слитно как общее напряжение духа и плоти, как ответ на давление извне, как неизбежная неприятность.

В 866 г. Аскольд и Дир пришли к Царьграду, но буря с ветром разметала их корабли: «Яко мало ихъ от таковыя бѣды избѣгнути, въсвояси възвратишась» (Лавр. лет., 76); в 955 г. Ольга убеждает своего сына Святослава креститься, но тот не соглашается, «не вѣдый, аще кто матерь не послушаеть, в бѣду впадаеть» — поясняет летописец (там же, 86); в 980 г. сын Святослава, Ярополк, завлеченный воеводою Блудом, гибнет у города Родни на устье Роси, так что «есть притча и до сего дне: бѣда аки в Родьнѣ» (там же, 24б). До этого времени всякая такая беда — просто незадача, несчастье, неблагоприятный поворот судьбы, но со временем, уже под влиянием книжных текстов и новых поверий, родится иное представление о беде, о беде-испытании: «Злато бо искушается огнемъ, а человѣкъ напастьми; пшеница мучима чисть хлѣбъ являетъ, человѣкъ, бѣды приемля, уменъ ся обрѣтаетъ» (Лексика, с. 117 и 15), и это верно: напасти закаляют человека, а мучения от бед делают его сильней. Должно было пройти несколько столетий, нужно было испытать множество бед и напастей, чтобы к XVII в. окончательно сложился образ беды как конечного предела страданий, какие переживает не один человек, а все, кто с ним вместе.

Можно отчасти прояснить развитие этого образа. Содержание понятия о беде распространялось значением слов, которые как бы уточняли характеристику несчастий, сыпавшихся на средневекового человека. Слово бѣда в это время редко употреблялось само по себе — оно раскрывало свои значения только в сочетании с другими. «Страхъ и колебание и бѣда упространися» (Лавр. лет., 74б, 1093 г.). Во время осады «в алчи и в жажи и въ бѣдѣ опустнѣвши лици» (там же, 75, 1093 г.); «Аще ли видиши нага ли голодна ли зимою ли бѣдою одьржима — всякого помилуй» (Феодосий, 217), «въ бѣды и страсти власти» (Жит. Вас. Нов., 414) и др., — все это мучение, страдание, которое испытывают от беды. «Ради пьянства и бѣды», — говорит Авраамий Смоленский, «бѣды и скудости насылает за грѣхи», говорит Серапион Владимирский и другие авторы XIII в., — и здесь речь идет о вреде, который доставляется бедою, сама же беда в переживании человека как бы объективируется, становится мерой ценности. Одновременно возникает и новое значение слова, связанное с представлением о недостатке, лишенности: говорится о том, например, что господь избавляет от нужды и бѣды (Жит. Вас. Нов.; Флавий и т. д.). Принуждениепостепенно стало восприниматься как бедствие, а затем это бедствие как бы раздвоилось: с одной стороны, личное мучение, с другой — убыток и недостаток, который влечет за собою беда. В прилагательном мало-помалу из общего значения словесного корня извлекаются отдельные признаки. Бѣдный — и ‘трудный’, как следует из происхождения слова, но вместе с тем уже и ‘опасный’, но чаще всего — ‘вредный и недопустимый’. «И бѣдно ми ити въмалѣ путемъ тѣмъ», — сообщал игумен Даниил (111, 116 и др.), описывая шествие по камням: трудно, но также и опасно, потому что много вокруг разбойников и татей. Несколько раньше в легендах из жития Николая Мирликийского, заступника плавающих и путешествующих, говорится: «И глагола рабъ божий Никола: — Молитися вси, чада, яко гнѣвъ великь грядетъ на ны и бѣдно ны будеть въ мори... Видѣвъ же корабленици, яко бѣдно имъ есть» (Николай, 44 и др.). И в этом случае грань между представлениями о том, что «трудно» и что «опасно», весьма размыта.

«Бѣдно есть зѣло жену пояти», — поучает византийский мудрец в славянском переводе, и ясно, что делать это не просто опасно, но также и вредно, потому что сулит несчастье (в оригинале: δείστυχίν ‘быть несчастливым, терпеть неудачу’). В других переводах слово бѣдьный в своем значении пересекается со словами неудобъ, нужьнъ и др. (Jagič, 1913, S. 66; Евсеев, 1897, с. 120). Бедный — в значении ‘скудный, неимущий’ появляется только в XVI в. Это дальнейшее развитие смысла, связанного не только с чем-то недопустимым, но также и трудным. Трудная жизнь — это бедная жизнь. В эпоху расцвета феодализма беда окончательно стала пониматься как лишение чисто внешнее, имущественное. Разорение, утрата имения, нищета. И переживания, связанные с такой бедою, соответственные: не духовные и не душевные. Как обычно, народное слово стало выражать земные понятия.

Объем понятия о беде бесконечен, особенно вначале, пока это слово не получило своей спецификации в обозначении беды материальной. Беда — это страдание в результате покорения города или страны, смерть, старость и болезни — всегда переживание, мучительное и неотвратимое. Беда может быть общей для всех или сосредоточиться в одном человеке («въ мнѣ», «своя» и т. д.) — на все это и указывают многочисленные древние тексты.