Владимир Немирович-Данченко - Избранные письма. Том 2

Потом, однако, я был с нею все-таки осторожнее, боясь надломить ее дарование…

Затем расскажу поподробнее о «Братьях Карамазовых».

Распределяются они на два вечера. Что из этого всего выйдет, еще нельзя предсказать. Может быть, скука; может быть, огромный интерес. Но, во всяком случае, работа идет достойная серьезного учреждения и не стыдная для создателя этого учреждения.

Вся работа целиком сводится к актерам и их творчеству. Внешне все будет благородно и просто.

Лужский придумал хороший прием инсценировки . Декораций не будет, но бутафория должна быть типичная и интересная. Фон для всех картин будет один и тот же.

Описать это довольно трудно. Я попрошу Сапунова нарисовать и прислать Константину Сергеевичу, а то макет пришлем… Играем 21 картину. Как они разделятся на два вечера, еще не знаем. Вот их список.

1. « Контроверза ». У Карамазова в зале за коньячком. Карамазов (Лужский), Иван (Качалов), Алеша (Готовцев), Смердяков (Горев)[44], Григорий, слуга (Уралов) и Митя (Леонидов).

Сначала дали Карамазова Грибунину. Но он, во-первых, приехал без спроса 10 августа, во-вторых, не занимался и, наконец, пришел на репетицию выпивши. Я отнял у него роль.

2. « В спальне ». (Карамазов и Алеша). Маленькая сценка.

3. « Обе вместе ». У Катерины Ивановны. (Катерина Ивановна — Гзовская, Алеша, Грушенька — Германова, тетки Катерины Ивановны).

4. « Еще одна погибшая репутация ». (Под ракитой. Митя и Алеша).

{30}5. « У отца ». Карамазов и Алеша.

6. « У Хохлаковой ». (Lise — Коренева, Хохлакова — Раевская, Алеша, горничная).

Дали Lise Кореневой, так как времени мало, Коонен я знаю мало, а с Кореневой скорее пошло бы… Однако Марджанов, вообще великолепно, с непрерывной энергией работающий, дошел уже с Кореневой до мигрени. А играть она будет отлично.

Хохлакову надо бы играть Книппер. Но не хотелось занимать ее на две маленькие сцены ввиду Гамсуна.

7. « Надрыв в гостиной ». (У Катерины Ивановны. Гзовская, Качалов, Готовцев, Раевская).

8. « Надрыв в избе ». У Снегирева (Москвин, жена его, сумасшедшая — Бутова, дочь-курсистка — Косминская, горбунья — Богословская).

9. « И на чистом воздухе ». (Москвин и Готовцев).

На Москвина у меня очень большие расчеты. Эти две сцены для меня «clou»[45] вечера.

10. « Еще не совсем ясная ». (Иван и Смердяков). Горев будет очень хорош, нов, оригинален.

11. « Луковка ». (У Грушеньки. Грушенька, Алеша и Ракитин — Тезавровский).

12, 13. « Внезапное решение » — две сцены Мити, с горничной Грушеньки и с Петром Ильичом (Подгорный).

14. « Мокрое ». Громадная картина на час с лишним. Тут кроме Мити, Грушеньки заняты — народ, Знаменский (мужик), Массалитинов (исправник), Адашев (поляк, бывший любовник Грушеньки), Болеславский (другой поляк), Ракитин (Калганов), Артем (Максимов), Хохлов (прокурор), Сушкевич (следователь) и т. д.

15. « Бесенок » (еще сценка Lise).

16, 17. « Не ты, не ты ». (Иван с Катериной Ивановной и Иван с Алешей).

18. « Третий визит к Смердякову ». (Иван и Смердяков — захватывающая сцена).

19. « Кошмар ». (Иван и черт).

{31}Тут Качалову задается страшно интересная актерская задача, за которую он схватился с интересом, совсем для Качалова не обычным: сыграть кошмар одному, и за себя, т. е. за Ивана, и за черта, который в его воображении…

20. На суде: «внезапная катастрофа». (Показание Ивана и вспышка Катерины Ивановны).

21. Эпилог — « В больнице ». (Митя, Алеша, Грушенька и Катерина Ивановна).

У нас сейчас заделано уже 15 картин, некоторые почти готовы.

Итак, видите, что все зависит от того, как сыграют, весь интерес не на фабуле и не на обстановке, а на образах . Удадутся яркие, темпераментные образы — будет большой успех. Не удадутся — будет почтенная скука.

Чтец будет Званцев. Ему не много надо читать, но надо очень тонко, в тоне вступать. Чтец иногда вступает даже среди действия. Кажется, это выйдет эффектно.

Хочет быть чтецом Вишневский, но это невозможно. Он слишком плоть от плоти публики первого абонемента. А Званцева я просил не брить бороду, которая ему идет. И его-то голос дубоват для чтеца… А Москвина (хотя бы на второй вечер, где он свободен) жаль занимать на целый вечер.

Теперь ищу время заладить Гамсуна. Марджанов начнет черновые репетиции. А как только пройдут «Карамазовы», будем репетировать параллельно Гамсуна и Юшкевича.

Последней постановкой предполагаю Тургенева. Конечно, нельзя теперь загадывать вперед. Но — пошлет бог милосердный — вы еще успеете к посту, т. е. к марту, приготовить с Константином Сергеевичем «Провинциалку», а «Нахлебника» и «Где тонко» приготовлю я с Москвиным, под руководством К. С.

Вот я Вам рассказал все. Прочитаете на досуге от нечего делать. И помните, что все труды театра идут под светом надежды, что, выздоровев, Конст. Серг. поверит в театр и вдвое полюбит его.

Целую Вашу ручку.

Вл. Немирович-Данченко

{32} 248. М. П. Лилиной[46]

9 сентября 1910 г. Москва

9 сент.

Дорогая Марья Петровна! В добавление к моему письму сообщаю еще, что Константину Сергеевичу, когда Вы будете ему читать, может, вероятно, доставить некоторое успокоение.

Мне кажется, что то, как я занимаюсь «Карамазовыми», очень приблизит актеров к теории Константина Сергеевича[47]. Чтоб не быть голословным, скажу, что даже Василий Васильевич (Вы понимаете это «даже»?), видя, как я прохожу роли с другими, попросил у меня разъяснения, и мы с ним, как могли и как я могу, распланировали роль, все время считаясь с новыми приемами К. С.[48]

Все сцены и роли сначала делятся на куски, на хотения , потом переводятся на чувства, и отыскиваются круги. Заучиваются сначала куски («скобки»), а потом уже слова. И т. д.[49]

Я думаю, что после этой работы у очень многих сразу приемы придвинутся к К. С.

Лично я делаю это очень искренно и убежденно. И так как я, вероятно, не все усвоил и многого еще не принимаю, хотя и понимаю, то, конечно, не веду репетиций так точно, как вел бы К. С., но думаю, что я близок и приношу кое-чего своего.

Я Вам пишу это письмо именно после разговора с Лужским, начатого по его собственной инициативе , — как бы ощущая некоторую заметную победу…

Двадцать одна картина «Карамазовых» оказывается сложнее, чем я ожидал. Каждая заключает в себе бездну психологии и очень сложных чувств. Отыскивать «ближайшие» чувства (хотения) очень трудно. Но изо дня в день это становится все легче. И так как внешней сложности в картинах нет, для срепетовки времени надо не много, то все внимание и поглощается такой работой. К сожалению, довести исполнение до виртуозной простоты, конечно, не удается. Слишком мною картин и ролей. Но надеюсь, что и то, что будет сделано, будет идти по той дороге, какая наметилась «Месяцем в деревне»[50].