Владимир Немирович-Данченко - Избранные письма. Том 2

29 июня

Дорогой Павел Александрович!

Получил Ваш подробный «доклад». Большое Вам за него спасибо. И за то, как Вы рассказываете, и уж особенно за то, о чем Вы рассказываете, то есть за все, в чем принимали непосредственное участие. Поздравляю Вас с успехом не только «Кармен», но и вообще Вашего руководства[1058]. Все Ваши и комплименты театру и исполнителям, и сомнения я вполне разделяю. Радуюсь успеху тем более, что он поддержит Вас и в глазах труппы и в Ваших собственных. И у нас будет крепко стоящий заведующий художественной частью.

Столярову скажите, что его упрямство в деле купюрования «мальчишеского марша» совершенно не понимаю[1059]. Отвечаю, что никогда и никто этого марша не любил. Как не понимал никто и то, чего ради Чайковскому захотелось подражать…[1060] Терпеть его можно только ради общей картины площади Севильи, которой Вы и не даете…

А Лукашову и др. по поводу «мистики» скажите, что она остается не потому, что крепко сработан спектакль, а потому, что то, что они называют «мистикой», глубоко заложено в самой музыке Бизе[1061]. И главное достоинство этой крепкой сработанности спектакля именно в том, что он ярко, убежденно, без малейших колебаний и поглядываний по сторонам выявляет самое зерно музыки Бизе. А чтобы быть еще точнее: зерно того, в чем стихийно проявился талант Бизе, сущность драмы, а не бульварные финтифлюшки (вроде того же «мальчишеского марша», якобы дающего жизнерадостность), сделанные им ради картинности.

Мужчина и женщина. Трагедия страстей. Анархическая свобода Кармен и буржуйная чистота Хосе. Там, где страсти, там и суеверия. И он и она верят в потустороннее, только он в бога, она в черта.

Так это все люди и их страсти в самом реальном аспекте, со всеми их бурями и верованиями, люди и страсти, а не Бизе и Немирович, мистически настроенные и уверовавшие в силу рока в своей совместной работе.

{460}Я как-то писал на днях Беллеру, что в театре (а может быть, и не только в театре у нас) должны, наконец, разобраться в этих понятиях; реальность, условность, мистика, формализм, эстетство, философская глубина и пр. и пр.

— Приход Лукаса?.. Вероятно, его надо сделать по-новому, не банально, жизненно, со вкусом…

Очень верны Ваши опасения об «Елене»… Но как удержаться в «комедии» и не попасть в драму при формуле «на сцене нет ничего чересчур»?.. Как найти настоящее , которое поведет в страстную комедию , а не в патологическую похоть? В улыбчивое, хотя и волнующее и дразнящее, а не в волнение с нахмуренностью? А пусть они (Белякова, Прейс, Филин) начнут Вам рассказывать о переживаниях Елены и Париса[1062]. Обычный мой прием, Вы знаете… Вы легко уловите, в чем дело. Почему в их рассказах звучат не те ноты… Если они, рассказывая, искренно и весело улыбаются, тогда это верно и бояться нечего…

В «Одиночестве» надо как можно сильнее заблаговременно подготовить актеров, чтоб они успели «выносить» образы. А то, когда музыка будет готова, — начнут торопить…

А какое название будет у оперы? Ведь, по-видимому, Файко не оправдает «Одиночества»…[1063]

Будьте здоровы. Кланяйтесь всем в театре. Скажите, что радуюсь с ними и волнуюсь за них.

Ваш Вл. Немирович-Данченко

Екатерина Николаевна благодарит за память и шлет Вам привет.

526. Ф. Н. Михальскому[1064]

20 июля 1937 г. Карловы Виры

20/VII

Милый Федор Николаевич!

Получил Ваше письмо. Чувствую постепенное облегчение: что-то наконец делается. Конечно, теперь не до того, {461}чтоб разбираться, но обо всех этих волнующих Вас вопросах, а в особенности о заблаговременном снятии театра и после того, в частности, об августе — я со всей энергией, настойчиво твердил (Аркадьеву! с первых дней , когда нам сказали о поездке). Если у нас будут хорошие сборы, то для парижского августа это будет чудо. И даже при, максимум, 12 представлениях это было бы трудно, а при 20?!.

Кто будет делать рекламу? Ведь на этот счет есть специалисты. Кажется, самые сильные в «Пти суар» («Petit Soir»).

И сколько вкуса надо будет проявить!..

Поднимали ли вопрос о генеральной для прессы? Например, два акта: один из «Любови Яровой» (3‑й) и один из «Карениной» (со скачками).

Я бы хотел — может быть, позднее — дать беседу представителям режиссуры, актеров, по-настоящему интересующимся нашим театром. Может быть, очень интимную, на 100 – 200 человек. Очень серьезную. Для этого мне особенно нужен блестящий переводчик[1065].

Я получил телеграмму из Рима — мне об этом писали раньше, — что воспитанники тамошней академии едут на наши спектакли. Вместе с их президентом. (Конечно, я ответил.)[1066]

Не разберусь еще, как я дал бы перед нашими спектаклями, за несколько дней, беседу с журналистами[1067].

Вот это все должно бы устраивать лицо, достаточно авторитетное в кругах печати.

Хотя все равно в Париже за все это надо платить, а не то что нам бы платили.

И статью надо будет дать…

Я стараюсь мысленно обозреть театральную публику наших спектаклей…

Не забудьте, что очень большое количество билетов должно быть в резерве. Есть много представителей театрального мира и литературного, которых надо будет привлекать. Я уже не говорю о таких, как Ромен Роллан.

А как привлечь представителей Народного фронта? Это Яков Захарович[1068] лучше вас обдумает…

Мне совестно отягчать Вас своими заботами. Очень Вам благодарен, что наметили уже «три комнаты». Только Вам, повторяю, {463} и верим . Я получил адреса от Бермана, но они, то есть условия, мне кажутся неподходящими. И я ему ответил, что доверил этот вопрос Вам.

Решено, что приедем (я и Екатерина Николаевна) в среду — 28‑го в 10.20 утра, вокзал L’Est (поезд-экспресс из Карлсбада). Надо въехать в уже приготовленные апартаменты. И чтоб кто-либо встретил. Тем более что, вероятно, багаж будет ревизоваться уже в Париже, а не на границе.

До тех пор буду Вам еще писать.

Крепко жму руку.

Привет Якову Захаровичу, Елизавете Николаевне[1069] и Гремиславскому.

Вл. Немирович-Данченко

527. П. С. Златогорову[1070]

22 июля 1937 г. Карлсбад

Карлсбад

22/VII

Дорогой Павел Самойлович! Благодарю Вас за письмо из Киева[1071]. И за то, что оно такое подробное.

Рад, что Вы сможете больше внимания отдать нашему театру. Вы же понимаете, что рост, настоящий, художественный рост и театра и Вас самого, придет не через разбрасываемое мастерство, как бы оно ни было значительно, а через сосредоточенное внимание в коллективе, говорящем на одном с Вами языке, уже распаханном общей культурой.

Надеюсь, что наш театр переработает все трудности на его пути и встанет крепко большим — не по размерам, а по художественному содержанию. И Ваша роль должна быть в нем не малая.