Владимир Немирович-Данченко - Избранные письма. Том 2

И вторая — не разберу, как Ваш замысел справится с такими задачами: глуха, бестолкова («ее не вразумишь») и очень дряхла («мне, право, не под силу; когда-нибудь я с бала да в могилу»)[1099].

Отвечаю бегло, чтоб не задержать.

Обнимаю Вас.

Ваш Вл. Немирович-Данченко

538. И. К. Ениколопову[1100]

14 декабря 1938 г. Москва

14 декабря

Многоуважаемый Иван Константинович! Думаю, что это, действительно, был мой отец, Иван Васильевич.

У меня сохранился его формуляр. Там значится, что вся его служба протекала на Кавказе, что в 1839 году он был произведен в капитаны, и хотя в формуляре нет точных указании на назначение его по установлению демаркационной границы, но именно в эту пору указаны какие-то его операции в Адрианопольском округе.

Причем о другом Немировиче-Данченко я до 70‑х годов на Кавказе не слыхал.

Что Вы пишете о грибоедовской рукописи — очень интересно[1101].

В. Немирович-Данченко

{472}P. S. У меня был товарищ по гимназии Ениколопов. Не родственник Вам?

539. В. А. Орлову[1102]

Январь (после 23) 1939 г. Москва

Дорогой Василий Александрович!

Возобновление Чехова — дело такое сложное, что режиссура долго не могла остановиться на определенном составе исполнителей. Поэтому случилось так, что Вам, кроме дублирования Андрея, поручается поработать еще над Кулыгиным. Я понимаю, что эти перемены могут Вас беспокоить, и потому очень прошу Вас понять наши сомнения и извинить.

Жму руку. Вл. Немирович-Данченко

540. Труппе МХАТ[1103]

25 мая 1939 г. Москва

Телеграмма

Мысленно слушаю эту чудесную лебединую песню Чехова. Вспоминаю всю великолепную работу над «Вишневым садом» Станиславского и шлю горячий привет так крепко держащей наше художественное знамя Ольге Леонардовне[1104].

Немирович-Данченко

541. Из письма Е. Е. Лигской[1105]

9 июля 1939 г . Evian les bains

9/VII-39

… Когда встречаются разногласия между мною и единогласием в нашем управлении, я не возражаю. Оставляю за собой право врываться в решительных случаях. Так насчет «Периколы» не возражаю, но остаюсь при особом мнении[1106]. Для {473}«кассы», может быть, и хорошо, но это будет после «Елены»[1107] много шагов назад! А тогда я и кассе радоваться не способен.

Вообще… если это не подозрительность, опасения с моей стороны… боюсь торжества такой тенденции… все вширь и вширь. А не вглубь. Довольствоваться нажитым. Нет надобности тратить время для «отлично», когда и «хорошо» приносит успех… Вширь — это значит сплошные замены первых сил вторыми, это значит — мириться каждодневно то с одним ляпсусом, то с другим, не замечать, как изо дня в день снижаются требования, а вместе с этим растет и самодовольство; злоупотребление моей же формулой, что театр есть цепь компромиссов…

Можно мириться и с компромиссами, если они не обращаются в систему, если все время, непрерывно, над театром, над его работами и даже его бытом маячит и звенит нечто настоящее , если люди видят его и хорошо понимают , хотя бы еще и не достигали… А вот это-то, боюсь, и улетучивается. И на сцене, и в работах, и в управлении, и даже среди людей, поставленных над нами… А, чего доброго, вот‑вот и начнет тяготить ! … И вот когда на досуге перебираешь, как много из того, что я говорю, улетучивается и как мало «зерен» остается в театре, — чувствуешь приступы апатии, равнодушия. И должен признаться, что в эти две недели я гораздо больше думаю о МХАТе, чем о своем любимом детище. Хотя там формула «вширь, а не вглубь» разгулялась до того, что между мною и директором[1108] вот‑вот разразится бой, но там часто по крайней мере играют «и вширь и вглубь», да и силы — возможности другие…

542. О. С. Бокшанской[1109]

10 июля 1939 г . Evian les bains

10/VII

Милая Ольга Сергеевна!

Ваши славные письма получаю. И довольно быстро, на 3‑й — 5‑й день. Вот последнее от 5‑го я получил уже здесь, в Evian, 8‑го. Из Парижа, из посольства, откуда пересылает мне любезная барышня по фамилии Донченко.

{474}Итак, Вы теперь в Пестове, отдыхаете от Москвы, жаритесь на солнышке и жарите в «червы»[1110] (червы, черв, червам).

Я с Мишей переехали сюда, в Evian, только 4‑го. Таким образом, в Париже пробыли две недели. Миша ухаживал… (нет, не за француженками) за мною, бегал по покупкам, много бродил по музеям, а я день просиживал в комнате, в 4 часа выходил в кофейню, а в 10 уже был в постели. Сурицы заботились, чтоб мне не было скучно, но это ограничивалось иногда Булонским лесом. От театров я отказывался (Питоевы — «La dame aux camйlias»[1111], Comйdie[1112] — «Женитьба Фигаро» Бати и «Ундина» Жуве и т. д.), неинтересно.

Как раз передо мной проехал Рабинович с компанией — из Нью-Йорка.

Паника войны была в парижских газетах так сильна, что еще 3‑го я ставил вопрос, а не повернуть ли мне оглобли домой…

В смысле воздуха и отдыха между Парижем и Evian разница колоссальнейшая. Здесь я наверху, города и не видно и совершенно не слышно, он очень далеко где-то внизу; под моим балконом тишайший безлюдный парк; перед глазами дивной красоты Женевское озеро; на том берегу мелькает Лозанна: ночью она блестит бриллиантами огней, а влево от нее Morges, где мы с Екатериной Николаевной проводили каждый год 2 – 3 недели. По вечерам там змейкой горит освещенная набережная. Тишина и кругом, и в отеле (очень дорогом). Кроме нашего отеля, жилья близко нет. Только церковь с башенными часами, отбивающими каждые 1/ 4 часа. Наше развлечение — часто в 4 часа спускаемся (funikulaire) в город, и в cafй (Casino) пьем кофе, слушаем джаз и смотрим на 5 – 6 танцующих пар. В Casino внутри, где есть и подобие рулетки, даже Мишу не тянет, а обо мне и говорить нечего.

В Париже два раза виделся с Леонидовым. Его дела неплохи, но рвется в Москву и мечтает о этом, как об рае. Сын Луи (в Берлине) окончил свой университет по химии {475}блестяще, с большим успехом провел диссертацию, но мечтает только о Москве и, во всяком случае, в Берлине оставаться не хочет. В «Rйsidence» прислуга — мои друзья и настроены крайне большевизански, а ближайшие Marie и Joseph — даже коммунисты (но «на чай» берут).

Я, кажется, начинаю приходить в некоторые силы.

Ну, давайте немножко о делах.

Что «Половчанские сады» в филиале — я сам собирался предлагать это[1113]. Пьеса только выиграет. Однако необходимо будет мне побыть на трех репетициях. Надо нам перед самими собой установить твердый, ясный «образ спектакля».

От Болдумана получил письмо — конечно, по поводу жены. Ответил. Мне самому любопытно, точно ли она так слаба. Во всяком случае, во всех моих встречах с нею она была в первом ряду (Шостко, Ауэрбах, Базарова, Барташевич, Стругач…) по добросовестности, внимательности…