Зиновий Зиник - Ермолка под тюрбаном

Не буду подробно описывать базарную толкотню и неразбериху на автобусной станции (такое было и в Тель-Авиве). Центральная автобусная станция для междугородных маршрутов в пригороде Стамбула — это одна из тех топографических зон, где границы сдвигаются и ты возвращаешься к российским горизонтам советской эпохи: с вокзальной толкучкой; с детьми, ползущими между ног в зале ожидания; бабы, лузгающие семечки; дядьки с мешками и чемоданами, грязь в туалетах, очередь в билетную кассу. И бесконечные автоматы с шоколадками, кока-колой и чипсами в пестрых, как турецкие платки, пакетах. Вдоль тротуара были водружены штанги с номерами автобусов, но какой из них направлялся в нужном нам направлении, понять из надписей на турецком мы не смогли. (В уборной на автобусной станции я выучил еще одно турецкое слово «баян» — «женщина» и понял смысл русской пословицы, где задается вопрос, зачем нужен козе баян.) Оставалось повторять, как попугай: «Эдирне? Эдирне?» И нас усадили в автобус.

Автобус был, нужно сказать, высшего класса, с мини-телевизорами в сиденьях и с кондиционером. Во время трехчасового прогона мимо индустриального новостроечного ландшафта между Стамбулом и Эдирне в комфортабельной кондиционированной скуке автобуса я большую часть времени потратил не на треп с Меламидом о связях римских руин с мотивами мессианства, а на выяснение механизмов автобусного бытия — как отклоняется кресло, зачем круглое отверстие в полочке у подлокотника (оказалось: для твоего пластикового стакана), для чего такое мистическое количество кнопок на миниэкране — надо ли на них нажимать или только касаться пальцем? Как справиться в тесном автобусе с зонтиком, курткой и бутылкой минералки? И т. д., и т. п. Альтернативность материального мира я воспринимаю с такой же катастрофичностью, как и загроможденность разными препятствиями тротуаров Стамбула. Никто нас не предупреждал, надолго ли остановился автобус у придорожного кафе-стекляшки: есть ли время только сходить облегчиться или же можно заказать бутерброд с кофе? Мистическая страна Турция. Там даже кухарки говорят по-турецки. Но не все водители автобусов изъясняются по-английски.

Когда мы три часа спустя прибыли в Эдирне, выяснилось, что наш подробный путеводитель по бывшей имперской столице с описаниями всех достопримечательностей не указывал, однако, как добраться до этого самого дворца Эдирне-Сарая, где происходил многочасовой допрос Шабтая Цви. Ни единый человек не говорил по-английски. Нас спас родной русский язык. Наши метания заметил таксист на автобусной станции и, тут же разгадав наше происхождение, обратился к нам на некоем волапюке, составленном из русско-турецких слов. Он оказался из соседней с Турцией знакомой нам Аджарии; он переехал на постоянное место- жительство в Эдирне лет двадцать назад. Советские школьные годы оставили в его словарном запасе неизгладимый след, где путалась брежневская эпоха с османским капитализмом. И тем не менее он соединил наши невразумительные упоминания географических названий в членораздельный маршрут. И привез нас во дворец султана Мехмета IV.

Место действия эпохального события было похоже на строительную площадку с огромным щитом, извещающим, что здесь идут реставрационные работы. Но кроме пыльных развалин и канав с сорняками, осматривать было нечего. Трудно было поверить, что три с половиной столетия назад проезд Шабтая Цви по улицам Эдирне на допрос к султану превратился в церемониальную процессию с коврами и гирляндами цветов в толпе обожателей. Происходившее в султанском дворце описано в нескольких вполне достоверных источниках. Один из них — отчет о событиях в Османской империи той эпохи в записях сэра Пола Райкота (Paul Rycaut), личного секретаря британского посла в Стамбуле. Комиссия по расследованию антисултанской деятельности Шабтая Цви — диван — заседала несколько часов, если не дней. В расследовании приняли участие раввин, имам, визирь и личный врач султана. Врач-мусульманин был из турецких евреев, и поэтому он смог быть переводчиком для Шабтая Цви: оказалось, что мессия не может достаточно хорошо изъясняться на языке страны, где он родился, — турецком. Фанаты Шабтая Цви ждали, что на Мессию перед султаном снизойдет священное облако шехина , что Мессия будет метать громы и молнии и что вылетит из дворца на волшебном ковре или верхом на белом коне и перенесет всех иудеев прямо на Сион. Согласно отчету Райкота, Шабтай находился в состоянии смущения и замешательства. Он отрицал, что сам лично когда-либо провозглашал себя Мессией. Он утверждал, что все его странные действия объясняются состояниями невменяемости. Сам султан Мехмет IV сидел за решетчатой перегородкой: он мог наблюдать за происходящим, оставаясь при этом невидимым. Многочасовые диспуты об истинной сущности новоявленного мессии из Измира, видимо, так ни к чему не привели. Султану все это в конце концов надоело. Он вообще мало чем интересовался в жизни, кроме охоты и военных сражений. Он призвал стражу и сказал Шабтаю Цви: «Вот лучник, вот его лук, вот стрела; если твое тело отразит стрелу, как броня, значит, ты истинный Мессия; если нет — не обессудь». После многочасовой консультации с визирем, раввином и с врачом-психиатром Шабтай Цви заявил, что он обращается в магометанство.

Султан принял его с распростертыми объятиями в качестве своего придворного. Ему был выдан зеленый тюрбан (цвет райского будущего) и пожалована символическая должность главы охраны дворцовых врат, что обеспечивало довольно солидную пенсию. Однако этот сомнительный триумф продолжался недолго. Я уже упоминал, что Шабтай Цви признался на комиссии по расследованию его мессианской деятельности в том, что было уже известно его близким: что «акты мессианского пророчества» совершались им в состоянии затмения ума. Именно эти состояния поклонники Мессии называли illuminations — буквально иллюминациями — то есть озарениями. Эти периоды ментального возбуждения, с песнопениями, весельем, пророчествами и богохульством, когда Шабтай называл себя вслух тайным именем неназываемого бога, эти иллюминации сменялись состоянием депрессии: он становился на многие недели затворником, переставал есть и даже молиться, пытался просить прощения у всех, кого он оскорбил. Налицо, короче, все симптомы жертвы маниакально-депрессивного психоза, или, как называют это психическое заболевание в наши дни, — биполярности. Недаром во время расследования дела Шабтая Цви в султанском дворце присутствовал врач.