Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

— Здесь жуткие москиты, — пожаловался я.

— Правда? Так сейчас же их особо и нет, — ответил Годо немного обиженным тоном: как это я критикую его город. Впрочем, он сидел с футболкой в руках и то и дело охаживал себя по спине, бокам и груди.

Мы поужинали фасолью с рисом и рыбой, обильно сдобренной луком, солью, пальмовым маслом и кинзой. У меня не хватало денег заплатить хозяевам за еду. Мы были вынуждены пользоваться щедростью и так небогатых людей.

Местные разузнали для меня, что следующий пароход до Умайта пройдет через два-три дня. Я расстроился: значит, мы еще застрянем в этом городе. Впрочем, Керен и Шеннон хотя бы отдохнут, и нам помогут со стиркой и готовкой. Еще мы надеялись, что нас посмотрит местный врач.

— Как я пойму, когда ждать корабля? — спросил я.

— A gente vai escutar de longe, seu [15] Seu — разговорная форма слова senhor ‘сеньор’ (прим. пер.). Daniel ‘Издалека будет слышно, сеньор Даниэл’, — ответили мне загадочно.

Как же они услышат пароход так задолго, что я успею собрать семью и упаковать вещи, да еще и вовремя прибежать на берег и покричать, чтобы пароход причалил? Может быть, все-таки стоило дождаться самолета у нас, а не уплывать?

Керен подозвала меня и сказала, что хочет вернуться и ждать самолета. Она выглядела здоровее, мыслила связно, и я подумал, что можно отправиться обратно наутро. Но в любом случае нам не дали дождаться утра, потому что в два часа ночи меня разбудил Годофреду.

— О recreio ja vem, seu Daniel ‘Прогулочная лодка прибывает, сеньор Даниэл’. — Я до сих пор ума не приложу, почему они называли пароход прогулочной лодкой. Я встал было, чтобы начать собирать вещи и разбудить остальных, но Годофреду сказал:

— Расслабься. Еще нескоро подойдет. Давай сначала кофе выпьем.

За кофе я все больше волновался, что мы пропустим пароход и останемся здесь еще на неделю, а то и больше. Но когда мы допили, я услышал снаружи голоса: это, не дожидаясь просьбы, пришли мужчины помочь нам собираться. Они посовещались минут пятнадцать, потом приделали гамаки к шестам; я в это время собирал наши пожитки. Керен и Шеннон снова уложили в гамаки, Сезария взяла на руки Калеба, я взял Кристин, кто-то еще подхватил наши тюки, и мы все пошли гуськом во влажную темноту, по направлению к пристани — через тучи мошкары, освещая путь керосиновой лампой и парой фонариков. В городе не горело ни огонька. Но когда мы подошли к берегу, вдалеке, словно космический корабль, возник пароход; луч его прожектора сновал по берегам и речной глади, ища плавучие бревна, которые могут пропороть его дощатую обшивку, измеряя расстояние до берегов, выискивая смертельно опасные для него каменистые банки. Мы стали осторожно спускаться в темноте к мосткам, силясь хоть что-нибудь разглядеть при свете фонарика. Вдруг я услышал, как кто-то из мужчин оступился и покатился кубарем по ступенькам. Это был носильщик, который держал сзади шест с гамаком Керен. Но как только он упал, шест подхватил другой, так что Керен, похоже, и не заметила.

Мы помигали кораблю фонариками, чтобы к нам подошли. Он подплывал из черноты беззвездной, безлунной ночи, двадцать пять метров в длину и семь — в высоту; прожектор остановился на нас и смерил нас лучом — крошечных жалких землян на марсианском берегу.

Носильщики уложили Керен и Шеннон на нижнюю палубу трехпалубного корабля. Я положил вещи, завел на борт остальных детей, и мы отчалили. Вот так, внезапно, наши друзья из Аузилиадоры исчезли, сгинули в амазонскую ночь. Увидимся ли мы еще? Что с нами будет? Не в силах успокоиться, я поспешно развесил пять гамаков, которые нам дали взаймы соседи в Аузилиадоре: вдруг Калеб или Кристин упадет за борт, или кто-то наступит на Керен и Шеннон, которых положили прямо на палубу, или у нас украдут то немногое, что мы везли с собой. Развесив гамаки, я перевел всех на вторую палубу и перенес туда наши пожитки. Тюки я сложил под свой гамак, потом уложил детей спать и попытался заснуть сам. Я повесил гамаки вплотную друг к другу, чтобы сразу услышать, если кто-то проснется и позовет меня.

На верхней палубе корабля находился бар, под самой нижней — трюм. Сам корабль был грязный, палубы покрывал толстый слой бурой краски, поручни были выбелены, а корпус крашен в синий цвет. Все остальное было белое. Про такие суда я только читал, а воочию видел впервые. Всего на нем было порядка сотни пассажиров.

Пассажирские суда по всей Амазонии — будь то Бразилия, Перу, Колумбия или другая страна — строят примерно одинаково. Сначала строят прочную раму для корпуса из досок толщиной в семь-десять сантиметров; для них берут крепкое, хорошо переносящее воду дерево, например «итауба». Небольшие суденышки бывают обычно размером девять метров на три. Остальную часть обшивки для корпуса набирают из досок пять-семь сантиметров толщиной и законопачивают щели пенькой или канатом, смолят и красят. Канат и пеньку загоняют в щели мушкелем и конопаткой (это деревянный молоток вроде киянки и узкое железное зубило). Корпус судна (по-португальски batelao) должен выдерживать удары коряг, иногда больше него самого размером, которые попадаются на реке в сезон дождей, а в сухой сезон без пробоин проходить мели и подводные камни.

Носовая часть нижней палубы отведена под хранение запасов, а кормовая — под машинное отделение и приводящий вал. Выше находится главная палуба, а над ней обычно — еще одна. Высота палуб такая, что внутри судна невозможно стоять выпрямившись. Наверху переборок, как правило, нет из-за жары — только невысокие выгородки и опоры верхней палубы. К потолкам прикреплены бруски, чтобы подвешивать гамак; если идет дождь, с краев верхних палуб свешивают брезент. В корпусах нередки течи, но в основном эти суденышки надежны и хорошо делают свою работу. А поскольку их конструкция, силовая установка и требования к эксплуатации одинаковы во всей Амазонии, то запасные части и ремонтников найти очень легко — если не отходить от этого стандарта. Если изменить конструкцию или поставить менее распространенную модель двигателя, то недолго и до беды: при первой же поломке или ремонте вам, возможно, придется прервать рейс и ждать помощи на берегу, потому что вам нужен особенный специалист или какая-нибудь нестандартная деталь, а их нет.

Построенный корабль переходит в собственность заказчика — как правило, более или менее состоятельного торговца. Служат эти суда как в пассажирских, так и в грузовых перевозках. Торговые суда ходят в джунгли за местным сырьем, которое продают индейцы и белые лесные жители кабокло в обмен на промышленные товары — спички, сухое молоко, мясные консервы, садовый инструмент, швейные принадлежности, листовой табак, выпивку, рыболовные крючки, охотничье снаряжение и лодки. Многие торговцы держат целые флотилии таких судов. Отправляются эти суда чаще всего из больших городов амазонского бассейна: Порту-Велью, Манауса, Сантарена, Паринтинса, Белена. Возвращаются они неизменно набитые бразильским орехом, копайским бальзамом [16] Копайский бальзам — прозрачная смола дерева копаифера, используемая в бумажной и лакокрасочной промышленности (прим. пер.). , ценной древесиной, природным каучуком и другими дарами джунглей, купленными у индейцев племен пираха, теньярим, апурина, надеб и других, а также у белых кабокло.