Олег Аронсон - Статус документа: Окончательная бумажка или отчужденное свидетельство?

На рубеже XIX и XX веков понятие «документ», как кажется, начинает употребляться в значении, близком к современному, то есть дня обобщенного обозначения всяких бумажных отправлений администраций и администраторов. Например, Устав врачебный в редакции 1893 года предписывает делопроизводителю, состоящему при канцелярии лечебного учреждения, «вести переписку Правления и заведовать архивом больничных дел и документов» [24] Общее учреждение лечебных заведений, ст. 37 // СЗРИ. Т. 13. СПб.: Русское книжное товарищество «Деятель», 1913. . Российский чиновник, на протяжении как минимум столетия управлявшийся с делами и бумагами, постепенно вступает в порядок документа.

До этого на всех уровнях российского административного дискурса — от законодательных актов и императорских указов до мемуаров известных и безвестных чиновников — царили дела и бумаги. Так, в Общем учреждении министерств (1811) — нормативном акте, по-своему беспрецедентном, переводившем масштабную административную реформу в плоскость делопроизводства, — в избытке упоминаются и те и другие: «Канцелярия Министра ведет общий журнал всех вступающих в оную дел… В сии последние вносятся одни только те бумаги, коие для производства оставляются в канцелярии» [25] Учреждение министерств, ст. 47 // СЗРИ. Т. 1. СПб.: Печатня графического института, 1912. .

При помощи этих двух слов можно было описать все многообразие административных усилий. Так, подводя итоги министерскому дню, граф Петр Валуев вносит в свой дневник: «Вечером приготовил третье отправление бумаг к государю» [26] Валуев П. А. Дневник / Под ред. П. А. Зайончковского. М.: АН СССР, 1961. Т. 1. С. 109. . Дела входили, относились к ведомству, надписывались, разбирались, решались, представлялись, слушались, докладывались (записками), посылались. Бумаги изготавливались, поступали, вносились, вскрывались, помечались и т. д. В случае одновременного использования этих концептов бумага чаще относилась к делу как часть к целому или же как отдельная операция к комплексу письменных действий, направленных на решение проблемы. Но иногда они использовались как синонимичные.

Очевидно, что концепты бумага, дело, документ являются в той или иной степени результатом обобщения письменных действий власти, функционируя как их родовые имена. Однако и в принципах, и в хронологии этого обобщения наблюдаются различия. Их прояснение может приблизить нас к пониманию порядка российской бюрократической документности.

Кажется, первым в административный обиход вошло дело — письменная репрезентация единицы бюрократической активности (или же единица репрезентации на письме деятельности ведомств и отдельных чиновников). По крайней мере, в петровском Генеральном регламенте (1720), законодательном акте, которым впервые в истории Российской империи был закреплен обязательный перевод большинства административных действий в письменный формат, этот концепт уже использовался для обозначения отдельно взятой проблемы — зафиксированной на бумаге и признанной соответствующей юрисдикции конкретной инстанции:

«Сколь скоро коллегиум в вышепомянутое время и часы соберется, хотя и не все, но бóльшая часть членов: то доносит и чтет секретарь все в надлежащем порядке, а именно, нижеписанным образом: перво публичные государственные дела,касающиеся его царского величества интереса, потом приватные дела.При обеих таких управлениях, должность чина секретарского в том состоит, что ему на всех приходящих письмахи доношенияхномеры подписывать, и на них числа, когда поданы, приписывать» [27] Генеральный регламент // Реформы Петра I: Сборник документов / Сост. В. И. Лебедев. М.: Соцэкгиз, 1937. С.112. .

Однако — и это можно наблюдать не только в процитированном фрагменте — общего имени для обозначения отдельных бумажных отправлений, составляющих дело и обслуживающих/сопровождающих его производство (как, впрочем, и единого порядка делопроизводства), на тот момент еще не было. Во всяком случае, в нормативных актах начала XVIII века мы обнаруживаем бесконечное перечисление отдельных документальных жанров или же прямое указание на один из них.

Зато столетием позже, на момент издания Общего учреждения министерств, канцелярская универсалия — слово бумага, фиксирующее материальную единицу письменной деятельности чиновника, уже активно употреблялось [28] Возможно, у концепта бумага есть собственная история и траектория восходящей генерализации. По крайней мере, в одном из первых официальных определений делопроизводства, относящемся ко второй половине XVIII века («Правила, коими канцелярия руководствуется в составлении докладных записок, журналов, определений, актов вообще и исполнительных бумаг» — цит. по.: Ильюшенко М. П. История делопроизводства в дореволюционной России. М.: РГГУ, 1993. С.35), бумага лишена претензий на генерализированное описание всех канцелярских бумаг вообще. Этот концепт идет в ход наряду с другими документальными жанрами, а не вместо них. . То же происходило и на других уровнях бюрократического дискурса — например, в дневниках и мемуарах чиновников. Разумеется, чиновники на должности или мемуаристы, живописующие исключительные случаи из своей служебной практики, время от времени рассказывали о хитростях составления отчетов или работе до седьмого пота над какой-нибудь конкретной инструкцией. И все же унифицированное описание деятельности государственного служащего как письменных занятий, а отдельных трудовых операций — как типизированных, зачастую доведенных до автоматизма и самодостаточных манипуляций с бумагами в Николаевскую эпоху стало общим местом [29] «Былое и думы» показательны в этом отношении. Когда Александру Герцену необходимо продемонстрировать бессмысленное функционирование бюрократической машины письма, он говорит о бумагах — будь то поминание «барщины бумаг» в канцелярии вятского губернатора или же иронический рассказ о том, как просвещенный гражданский губернатор открывал для себя абсурд бумажного делопроизводства. Когда же он описывает свои собственные канцелярские занятия, то дает столь фрагментарную, хотя и детализированную, картину составления отчета статистического комитета, что из этого описания сложно понять, какую же бумагу он составляет: «Я обещал Аленицину приготовить введение и начало, очерки таблиц с красноречивыми отметками, с иностранными словами и поразительными выводами…» ( Герцен А. Былое и думы. М.: Детская литература, 1975. С. 229). : «Ежели я находил, что целого дня недостаточно на одно прочтение их (бумаг — Г. О.), то обозревал их самым поверхностным образом, а прямо начинал писать ответные бумаги , варьируя цветастыми фразами на заданную тему» [30] Инсарский В. Записки // Русская старина. 1894. № 1. С. 22. .