Наум Вайман - Преображения Мандельштама [litres]

Русскому интеллигенту эпохи СССР, тем более еврею, настроенному оппозиционно по отношению к власти, трудно принять Мандельштама, кумира и мученика, написавшего великий диссидентский лозунг «Мы живем, под собою не чуя страны», принять его вот таким: гневно и брезгливо отвергающим еврейство. «Не мог Мандельштам так физиологически отвратительно, так ужасно написать о евреях», – сказал мне недавно приятель, человек умный, широко образованный и хорошо знающий творчество Мандельштама 527. Но ветхозаветные пророки говорили о своем народе еще ужасней (правда, по совсем другим причинам, но в смысле стиля у Мандельштама было у кого поучиться).

Народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибели (Исайя 1–4). Во что еще бить вас, продолжающие свое упорство? (1–5) От подошвы ноги до темени… язвы, пятна, гноящиеся раны… (1–6) …всем отступникам и грешникам – погибель, и оставившие Господа истребятся. (1–28) За то возгорится гнев Господа на народ его, <���…> и поразит его, так что содрогнутся горы, и трупы их будут, как помет на улицах… (2–25).

В заклятиях пророков была именно физиологичность: воздам в недро их , сказано у Исайи; Я развеиваю их веялкой за ворота земли, лишаю их детей… , вторит ему Иеремия. А Мандельштам, как и положено поэту, ощущал себя пророком, что было и в русле уже сложившейся русской традиции, и в русле христианской традиции, по которой эти пророчества относятся и к евреям, отвергающим истинного Господа Иисуса Христа.

Мандельштаму не чужд и язвительно‐презрительный тон по отношению к евреям:

Активно педалируется низкорослость племени, привязанная к священному для него числу семь (семивершковый). В устах русского или немца все это прозвучало бы грубым антисемитским выпадом. А вот пример из «Четвертой прозы», инвектива в адрес Аркадия Горнфельда, патриарха русской либеральной публицистики, с коим у Мандельштама разгорелся скандал о плагиате:

К числу убийц русских поэтов или кандидатов в убийцы прибавилось тусклое имя Горнфельда. Этот паралитический Дантес, этот дядя Моня с Бассейной…, выполнил заказ совершенно чуждого ему режима, который он воспринимает приблизительно как несварение желудка.

Это не только обвинение, но и донос. И очень физиологично.

Итак, еврейство свой исторический путь свершило и уходит в небытие, не за ним будущее. Но оно, по Мандельштаму, и не за христианством! В итоговой четвертой строфе сказано, что народы ожидает не христианское блаженство усевшихся за пиршественный стол вместе с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небес (Мф 8:10–12), а власть звезд: Не вам, не вам обречены, а звездам вечные народы. «Вечные народы» – еще один выпад в сторону веры Израиля в собственную вечность и избранность: не Израиль вечен, а «народы». Стихотворение начинается с созвездий, означающих стан иудейский, и заканчивается «звездным интернационалом». И это притом, что у поэта отношения со звездами довольно сложные, я бы даже сказал: не дружественные. В ранних стихах (1912 год) он пишет «Я ненавижу свет/Однообразных звезд» и «Своей булавкой заржавленной/Достанет меня звезда», но и через десять лет звезды у него «грубые» и «жестокие». Но суть не в этом, а в том, что пытаясь как можно дальше уйти от иудейства, аж к звездам!, Мандельштам попадает прямо в пылающий кратер иудейских метафизических вопрошаний: свобода или необходимость, воля Божья или законы природы, судьба человека 530. Законы движения небесных тел в иудаизме – метафора законов природы, иудаизм принимает эти законы, но верит в то, что не они определяют судьбу, а Господь Бог. И это выражено в целом ряде священных текстов. «Торжествуйте, небеса, ибо Господь соделал это», говорит Исайа (44:23). А раз сам Господь создал светила, влияние их неоспоримо 531. В псалме 147 сказано: «Исчисляет Он количество звезд и дает им всем имена». В Мидраш Раба сказано мудрецами: «У каждого растения на земле есть созвездие в небе, которое «ударяет» его и говорит ему: расти!» «Звёзды управляют народами мира, как объясняется в книгах великой науки астрологии: Скорпион управляет потомками Ишмаэля, Стрелец – Персией, Козерог – филистимлянами, Дева или Весы – европейскими народами и т. д.» 532То есть и согласно иудаизму народы «обречены звездам». Но – не еврейский народ.

Пророк Иеремия глаголет (10:2–3): «Так говорит Господь: не учитесь путям язычников и не страшитесь знамений небесных, которых язычники страшатся. Ибо уставы народов – пустота».

Рамбам (Маймонид) хоть и считает небесные тела орудиями Творца, но пишет, что если бы звезды определяли жизнь человека, то его добрые дела ничего бы не значили.

Как пишет известный каббалист и мистик Авраам ибн Эзра в комментарии к Торе: «Проверено, что у каждого народа есть своя звезда и созвездие… У народа же Израиля звезды нет, потому что Всевышний Сам принимает решения о судьбе его».

В Талмуде (трактат «Недарим» (32а)) приводится такой рассказ: «Авраам молил Святого, да будет он благословен: Владыка вселенной, мой слуга Элиэзер станет моим наследником». А Он ответил: «Нет, тебе унаследует твой прямой потомок». А он сказал: «Господи, я посмотрел на свое созвездие и увидел, что не удостоился родить сына». И ответил ему Владыка Мира: «Перестань смотреть на звезды, Израиль выше звезд. Ты смотришь на Цедек (Юпитер) на западе? Так я передвину его на восток! Как написано: «Кто поднял Цедек с востока переставит его ради него (Авраама)».

Ему вторит Маймонид:

«Указания звёзд – это тайные чудеса, через которые проявляются указания Торы, но евреи, исполняя законы Торы, выше звезд».

Мандельштам пытается убежать от еврейства в язычество «звезд». Но в перехлест ему доносится, словно пение дальнего колокола, эхо ветхозаветного обетования Аврааму: Умножу семя твое, как звезды небесные… и благословятся в семени твоем все народы земли (Бытие, 22–17,18)…

Есть у Мандельштама одно единственное тихотворение – «Люблю под сводами седыя тишины…» – , где он пытается примирить в своей душе два мира, еврейский и русский, примирить через сочувствие и любовь к обоим. Ключ к миру и гармонии в своей раздвоенной душе («двурушник я, с двойной душой») он находит в двух словах: несчастья и вера.

Тема единства в несчастье, изначально «встроенная» в еврейскую ипостась поэта, возникает и в русской его ипостаси перед Первой мировой войной («Россия, ты – на камне и крови – /Участвовать в твоей железной каре/Хоть тяжестью меня благослови»). Возникает вместе с пророческим, а затем и конкретным видением гибели Петербурга и принимается как судьба: «В Петрополе прозрачном мы умрем,/Где властвует над нами Прозерпина». В 1916‐ом, прозревая смерть Петрополя, он еще адепт «русской веры», спрятанной в московских соборах: