Марк Уральский - Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

По прошествии более полувека другой выдающийся русский поэт-сатирик — Николай Олейников, создал новый лирический гротеск на эту тему, книжку с картинками для детей «Жук-антисемит» (1933):

1-я картинка

2-я картинка. Жук

3-я картинка. Разговор Жука с Божьей коровкой

4-я картинка. Осенняя жалоба Кузнечика

5-я картинка. Зимняя жалоба Кузнечика

6-я картинка. Разговор Жука с Бабочкой

Жук: — Бабочка, бабочка, где же ваш папочка?

Бабочка— Папочка наш утонул.

Жук: — Бабочка, бабочка, где ж ваша мамочка?

Бабочка— Мамочку съели жиды.

7-я картинка. Смерть Жука

Жук( разочарованно ):

Весьма примечательно с какой гаммой смысловых оттенков — от оскорбительного до шутливо-нейтрального, используется ксеноним «жид» у Чехова. Вот, например, выдержки из писем А. С. Суворину от 17 января 1897 г. (Мелихово) и 19 августа 1899 г. (Москва), где «жид» звучит как заявление о порочности юдофобства:

Насчет чумы, придет ли она к нам, пока нельзя сказать ничего определенного. Если придет, то едва ли напугает очень, так как и население, и врачи давно уже привыкли к форсированной смертности, благодаря дифтериту, тифам и проч. Ведь и без чумы у нас из 1000 доживает до 5-летнего возраста едва 400, и в деревнях, и в городах на фабриках и задних улицах не найдете ни одной здоровой женщины. Чума будет тем страшна, что она явится через 2–3 месяца после переписи; народ истолкует перепись по-своему и начнет лупить врачей, отравляют-де лишних, чтобы господам больше земли было. Карантины мера не серьезная. Некоторую надежду подают прививки Хавкина, но, к несчастью, Хавкин в России не популярен; «христиане должны беречься его, так как он жид» [120] Доктор В. А. Хавкин в глазах российского официоза был не только «евреем», но и «неблагонадежным», т. к. в молодости примыкал к народовольцам и сидел в тюрьме под следствием по политическим обвинениям. .

Чума не очень страшна…Мы имеем уже прививки, оказавшиеся действительными, и которыми мы, кстати сказать, обязаны русскому доктору Хавкину, жиду. В России это самый неизвестный человек, а в Англии же его давно прозвали великим филантропом. Биография этого еврея, столь ненавистного индусам, которые его едва не убили <���из-за суеверного предубеждения против прививок — М. У.>, в самом деле замечательна [121] Сэр Владимир (Вальдемар Мордехай) Аронович Хавкин (1860–1930), выпускник Одесского университета, ученик первого русского лауреата Нобелевской премии Ильи Мечникова (1845–1916). Как иудей не получил возможность вести научные исследования в России и, отклонив предложение сменить вероисповедание, покинул России, перебравшись вслед за Мечниковым сначала в Лозанну, затем в Париж, где, работая в пастеровском институте, к 1892 г. создал первую эффективную вакцину против холеры, доказав на самом себе её безопасность для человека. В 1893–1896 гг. осуществил в Индии свой способ противохолерных прививок, в 1896–1897 гг. испытал и ввел профилактическую противочумную прививку. Созданная им в Бомбее небольшая противочумная лаборатория стала впоследствии крупнейшим в Южной и Юго-Восточной Азии исследовательским центром по бактериологии и эпидемиологии и с 1925 года носит его имя. Блестящая научная карьера Хавкина увенчалась тем, что в 1915 г. по его рекомендации британские войска, участвовавшие в боевых действиях на фронтах Первой мировой войны, впервые получили прививку тройной вакцины (против брюшного тифа и двух основных разновидностей паратифа) [ПОПОВСКИЙ]. [ЧПСП. Т. 6. С. 273 и Т. 8. С. 242].

Возвращаясь собственно к теме «Антон Чехов и Николай Лесков: преемственность и различия» особо подчеркнем, что при всех мировоззренческих расхождениях между этими писателями-современниками, ни один из учеников Лескова, кроме Чехова, не унаследовал его рассказчицкого дара, его способности показать, как среда формирует характер, с иронией взглянуть на перипетии человеческой судьбы и привнести оттенок мистицизма в описание природы. И как бы ни были мрачны обстоятельства их последующих встреч (Лесков врачей близко к себе не подпускал, а Антон никогда не чувствовал себя уютно в Петербурге), их знакомство определило писательскую участь Чехова — ему было суждено продолжить лесковские традиции [РЕЙФ. С. 151].

Можно полагать, что именно по этой причине, Антон Чехов на пороге ХХ в. столь болезненно относился к равнодушию, выказываемому широкими массами русских читателей по отношению к творчеству Николая Лескова. Чехову явно казалось, что «Дневниковых записях» за 1897 г. он горько сетовал:

Такие писатели, как Н. С. Лесков и С. В. Максимов, не могут иметь у нашей критики успеха, так как наши критики почти все — евреи, не знающие, чуждые русской коренной жизни, ее духа, ее форм, ее юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца. У петербургской публики, в большинстве руководимой этими критиками, никогда не имел успеха Островский; и Гоголь уже не смешит ее [ПССиП. Т. 17. С. 224–226].

Из этой сентенции явствует: Чехов полагал, что даже вполне аккультуренные евреи на русской литературной сцене будут выглядеть как люди пришлые, чужие. Они, по его убеждению, окажутся неспособными понять ни фольклорное своеобразие, ни мировоззренческую значимость Лескова и близких ему в Духе писателей-традиционалистов. При всей своей духовной чувствительности и проницательности Чехов в этом случае глубоко ошибался [122] В советское время творчество Николая Лескова стало объектом детальных литературоведческих исследований. В частности о нем много и любовно писали такие именитые историки литературы еврейского происхождения, как: Л. П. Гроссман, Б. М. Эйхенбаум, Б. Я. Бухшбад, С. А. Рейсер, Л. А. Аннинский, И. З. Серман и др. Аналогичным образом никогда не угасал интерес к творчеству Александра Островского, см., например, Мендельсон Н. М. Александр Николаевич Островский в воспоминаниях современников и его письмах. (Историко-литературная библиотека / Под ред. Н. Л. Бродского, АЕ. Грузинского, Н. М. Мендельсона, Н. П. Сидоров. М.: Т-во В. В. Думнов, насл. бр. Салаевых, 1923; Коган Л. Р. Летопись жизни и творчества АН. Островского М.: Госкультпросветиздат, 1953; Лакшин В. Я. Александр Николаевич Островский. М.: Искусство, 1976. Что касается СВ. Максимова — «бытописателя земли русской», то его работы носят в первую очередь этнографически-научный, а не художественный характер, и по этой причине выпали из поля зрения литературоведов. .