Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

Дорогой Федор Кузьмич!

«Царицу поцелуев» я все-таки рискну пустить в № 5. Очень уж нравится, хотя, признаться, побаиваюсь.

3 дня назад вышел февральский № (4), застрявший из-за типографского локаута. № 5 спешно набирается в другой типографии и выйдет к 25 марта.

Очень меня одолевает нахлынувшая волна произведений из области Эроса. Силюсь ставить прямо механические преграды, иначе «Перевал» станет прямо-таки специальным журналом [536].

Относительно Вашей политической сказки нащупывал частным образом почву в цензуре. Выясняется, что одна фраза в самом конце может взорвать №. Я ее отметил карандашом и посылаю Вам: если можно, переделайте [537].

Сборник Ваших рассказов застрял благодаря тому же типографскому локауту: он выйдет в самом конце марта, по моему расчету.

Слышал в «Русской мысли», что там было Ваше стихотворение о «Нюренбергском палаче», коего нервы почтенного журнала не вынесли. Если это — не очень огромная вещь, не пришлете ли? [538]

Жму руку.

Ваш

Новость: «З<���олотое> Руно», откуда за последнее время ушло много народу: Л. Андреев, Зайцев, Бунин, уничтожает литер<���атурный> отдел, допечатает лишь уже принятый материал [539].

Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».

Дорогой Федор Кузьмич!

Мне очень хотелось бы, чтобы в № 7 (май), который откроет собой II полугодие, появилась I из обещанных Вами серии литературных характеристик «Демоны поэтов» [540].

Потому весьма умоляю: пришлите к 1 мая. Будет в самое время.

«Змея» и «Мелкого Беса» получил [541]. Благодарю от души.

В № 6, который выйдет к Пасхе, идут Ваши стихи [542].

«Царица Поцелуев» прошла благополучно.

Жму Вашу руку.

Любящий Вас

Дела «Перевала» неплохи.

Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».

Дорогой Федор Кузьмич!

Сегодня выходит книга Ваша [543], и сегодня же высылается в Петербург. Будьте добры, возьмите у Митюрникова (Литейный, 31) для себя 25 экз<���емпляров>. Если понадобится больше, можно потом взять еще. Книга издана с таким расчетом, чтобы можно было продавать ее за 1 рубль. Это я сделал потому, что мне очень хочется, чтоб она не лежала и лучше расходилась. А достичь этого можно лишь одним способом — недорогой ценой.

Опоздала книга так сильно по следующим причинам. Она была в большей части набрана в той типографии, где печатался и «Перевал» [544], еще до типографской забастовки. Когда во время типогр<���афского> локаута та типография проявила к «Перевалу» недостаточно внимательное отношение, отказавшись дать «Перевалу» готовый набор № для перевозки в другую типографию, и когда «Перевал» в виде кары за это был вынужден переменить типографию [545], — прежняя стала затягивать в отместку выпуск Вашей книги и вот дотянула до Пасхи.

В этом есть, впрочем, и одна хорошая сторона. Иначе ведь книга вышла бы одновременно с «Мелким Бесом» [546]и это уменьшило бы эффект.

Весьма жду обещанных «демонов поэтов», — вещь, которую тщетно анонсирую, но от Вас о ней ни слуху, ни духу.

Привет, дорогой Федор Кузьмич, жму Вашу руку.

Ваш

Изумляюсь, почему так слабо идут Ваши «Сказки» в издании «Грифа».

Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».

Дорогой Федор Кузьмич!

Очень горюю по поводу Ваших трех огорчений. Не сердитесь, ради Бога. Я писал Вам, что делала со мной типография, где издавалась Ваша книга.

Чтоб успеть выпустить ее к Пасхе, потребовался миллион усилий и в последние дни перед выходом (на Страстной неделе) царила дьявольская спешка. Отсюда указанные Вами промахи.

Особенно смущают меня Ваши слова об опечатках: корректуру держал я сам, и очень тщательно: казалось бы, их не должно быть много.

Ожидаю начало «Демонов». Стихи и прежние и новые, разумеется, пойдут в начальных №№ лета. Тогда же и драма [547]. Я ее все время придерживал потому, что очень много накопилось материала из области Эроса и приходится проводить его не потоком, а отдельными «дозами».

Посылаю Вам мои стихи — «Алую Книгу» [548].

Жму Вашу руку.

Ваш всей душой

Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».

Дорогой Федор Кузьмич!

Ждал Вашего нового адреса и, не узнав, решаюсь писать по старому.

Понимаю глубоко всю горечь и остроту Вашей утраты. Страшно и одиноко становится, когда умирает человек, с которым рядом проживешь долгие ряды лет [549].

И пустоты, — пролета, который внезапно получается в жизни, не заполнить ничем и никогда.

А ведь одновременно с этим перевернут и разрушен даже весь внешний уклад Вашей жизни, отняты даже привычные стены, в которых работалось и думалось [550].

Но, верится, жизнь не сломает Вас, с Вашей волей и силой духа.

Пишу о делах: «Русско-монгольскую сказочку» [551]получил, но с ней вышла неприятность. С неделю назад в «Перевале» был ночью обыск, при коем было взято несколько рукописей, — и в том числе Ваша.

Все мои хлопоты о возвращении их и вообще о выяснении дела оказались бесплодными.

Приходится тревожить Вас просьбой восстановить вещь по черновику и прислать вторично [552].

В последних числах июля выйдет двойной №, где будет Ваша драма [553].

Очень грущу, что не прислали продолжения «Демонов». Надеюсь, пришлете к августу [554].

Жму руку от души

любящий искренно

Письмо на почтовой бумаге журнала «Перевал».

Дорогой Федор Кузьмич!

Сообщаю Вам желаемые подробности о «Руне». Там была напечатана статья Вольфинга «Борис Бугаев против музыки» [555]. Находя, что автор допустил в ней некоторые неверные освещения, притом личного характера, Белый послал в «Руно» опровержение, в форме письма в редакцию, на обычных началах, как на это дает право Цензурный Устав.

«Руно» объявило Белому, что оно напечатает опровержение лишь при том условии, что он вернется в число его сотрудников [556]. Белый, находя, что это попытка учинить над ним насилие, опубликовал всю историю в газетах [557]. Стороны обменялись двукратными ответами [558]. Тут уж пошла со стороны «Руна» какая-то непозволительная муть [559]«Руно» в своих письмах, придравшись к каким-то совершенно невинным строкам Белого в ненапечатанном опровержении (оно, кстати, будет в № 10 «Перевала» [560]) стало подмигивать что-то о «сыске» [561]. В результате ушла возмущенная «Руном» масса народу с Брюсовым, Мережковским и Гиппиус во главе [562].

Здесь очень ждут, как поступят петербуржцы [563].

«Руно» вообще хиреет. Номера опаздывают, ибо Рябуш<���инский> запутался денежно, не платит типографии, проживает последнее [564].