Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

Раз «Мелкий Бес» пойдет в Киеве, у меня есть к Вам огромная просьба, на которую я решаюсь, зная Ваше многолетнее доброе ко мне отношение. Здесь играет Лида… Ей дают роли, — и неплохие. Она много занята. Но когда жене Грифа приходится играть Гнедичей и Рышковых [599], нельзя не мечтать ей о роли в настоящей вещи. Вот теперь она спит и видит играть в Вашей пьесе. По обычному ходу вещей возможно, что ей там дадут роль, но возможно — и нет: она уже занята во многих пьесах, а постановка «Мелкого Беса» будет крупным событием, и актеры будут наперебой стремиться получить там роль. Вот почему я решаюсь просить Вас: черкните Николаю Александровичу Попову (Киев, театр Соловцов), что Вы желали бы, чтобы Лида (по сцене — Лидия Дмитриевна Рындина) была занята в Вашей пьесе. Она, как и я, глубоко любит Ваше творчество и, думаю, имеет много больше внутренних прав участвовать в Вашей пьесе, чем большинство ее товарищей по сцене.

Я не знаю, как расположились персонажи в переделке, и потому не могу очень говорить об определенной роли. Думаю все же, что Лиде шла бы роль одной из Рутиловых [600].

Если Вам представилось бы тоже, то было бы чудесно, если б Вы упомянули об определенной роли. Если нет, — было бы достаточно и пожелания в общей форме об ее участии в «М<���елком> Бесе».

Вот моя просьба, дорогой Федор Кузьмич, как и просьба Лиды, которая не решается обратиться к Вам сама.

Если можно — исполните, буду благодарен без конца. Если нельзя, не пишите Попову, а черкните мне прямо , уже по Московск<���ому> адресу (Тверская, Благовещенский пер., д. Синицына, кв. 22). Очень надеюсь, что моя просьба останется совершенно между нами, и если Вы напишете Попову, то напишете вполне от себя.

Жму руку Вам и целую руку Анастасии Николаевны. Лида шлет обоим привет и благодарность за память о ней (Я ей показал Вашу открытку).

Закрытое письмо. Отправлено по тому же адресу, что и п. 32.

Дорогой Федор Кузьмич!

Как-то Вы поживаете? Очень скучаю по Вас и по Анастасии Николаевне. За те несколько дней, что Вы были в Москве [601], я к Вам ужасно привык, и теперь Ваше отсутствие кажется мне очень ощутительным. Вы ведь один из очень немногих, кто относился ко мне неизменно хорошо и от кого за ряд лет не видал я ни разу никакого худа. Верьте, я это очень ценю и запомню навсегда.

После того, как мы расстались, успел я побывать в Бронницах на Земском собрании и вернуться оттуда. Борьба была очень ожесточенная. Я и Ф. А. Головин [602], несмотря на все старания правых, прошли в губернские гласные. Очень меня убеждали идти в председатели Земской Управы. Я отказался, хотя выбор был обеспечен. Не хочу я сидеть в Бронницах, или, лучше, метаться между Бронницами и Москвой и вязнуть в земских дрязгах. И ко всему видеть Лиду урывками.

Из Киева имею известия приятные: Лида очень усовершенствовалась в изображении Дарьи. Играла уже третий раз. Говорят, насколько ушла от первого, что прямо узнать нельзя. На третьем спектакле ее даже иные пытались вызывать. И еще одно: поручили ей внезапно, по чьей-то болезни, накануне спектакля, хорошую роль в пьесе «Дурак» [603]. Сыграла она с одной репетиции и очень удачно. Хвалили и в театре, и в газетах.

Ах, дорогой Федор Кузьмич! Хочу Вам напомнить Ваше обещание написать о ней Незлобину [604]. Сегодня я получил от Лиды письмо, что через несколько дней о ней будет писать Незлобину Попов, прося принять ее в труппу на будущий год — на жалованье рублей в 125. Поповские ей рекомендации как актрисе способной и развивающейся будут самые горячие. Было бы очень хорошо, если бы вслед за письмом Попова пришло и Ваше [605]. Перед таким ударом Незлобин бы не устоял. Было бы очень важно, если б в Вашем письме Вы, говоря о желательности принятия Лиды на будущий год и о ее актерских данных, упомянули, как бы не зная об письме Попова к Незлобину, что Незлобин может ближайшим образом справиться о ней у Н. А. Попова. О жалованьи не пишите, — это сделает Попов.

Не сердитесь, что тревожу Вас этой просьбой. Я подхожу к Вам просто и открыто, как Вы позволили. Без Лиды мне очень тяжко, и жить или не жить нам вместе в будущем году, нам почти — быть или не быть.

Черкните, если не трудно, теперь же несколько мне строк о Вашем согласии в нужный момент написать Незлобину письмо.

Тогда, зная о Вашем согласии еще раз, я, лишь только получу из Киева известие, что Поповское письмо послано, протелеграфирую Вам, что время посылать Ваше, дабы не был сорван эффект одновременности писем.

Очень верю, что Вы не откажете.

Целую Вас крепко. Анастасии Николаевне очень нежно целую руки. Жду книги. Любящий Вас Гриф.

Выругал Гумилев в «Аполлоне» [606]. Ах, я начинаю привыкать.

Посылаю для забавности вырезку из «К<���евской> Мысли» о «Мелком Бесе» [607].

Написано на почтовой бумаге со штампом: С. А. Соколов (К-во «Гриф»). Москва, Тверская, Благовещенский пер., д. Синицына, кв. 22. Тел. 159–22.

Дорогой Федор Кузьмич!

Спасибо большое за письмо и за согласие написать Незлобину. Верьте, Вашу добрую готовность ценю без конца.

Теперь дело стоит так, что появилась вероятность, что Н. А. Попов вскорости будет в Москве по делам и увидится с Незлобиным. Потому пока вопрос о письме откладывается. Когда будет момент, я обращусь к Вам и сообщу о желательном времени написания.

В Москве очень плохо, и я пребываю в большой мрачности. Сижу в моей башне и слушаю, как воет по ночам ветер.

В Москве все ровно — ничего не происходит. Хоть бы московский Волошин дал пощечину московскому Гумилеву! [608]

Очень благодарен за библиографию. Из Ваших книг у меня нет: «Политических сказочек», «Книги разлук», «Книги очарований», «Кандида» и Мопассана [609]. Целых шести. Совестно так грабить Вас.

Прочел, как мерзостно изругал меня Гумилев в «Аполлоне» [610]. Думаю, что он очень зелен.

У нас тоже плясала босоножка, только я ее не глядел [611]. А вот «Шлюка и Яу» у Незлобина видел [612]. Декораций нет. Есть шесты и на шестах надписи: «Се лес». Шекспир да и только! [613]Видите, какие мы, москвичи.

Целую руку Анастасии Николаевны. Вашу жму и Вас обнимаю.

Ваш всегда

Закрытое письмо.

Дорогой Федор Кузьмич!

Очень опечален известием об аресте 4-го тома из-за «Рождественского мальчика» [614].

Но думаю, что Шиповники отъедут благополучно благодаря своей предусмотрительности с вырезкой. Если их все же притянут к суду, скажи им, ради Господа, чтоб они ни в каком случае не упоминали о «Грифе» [615].

Очень надеюсь, что они так и сделают, — тем более, что по судебной практике факт перепечатки ничуть не оправдывает перепечатавшего.

Издание уничтожать пока, думаю, не стоит. В крайности, припрячу.