Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

Здесь очень-очень хорошо. Нет ни интриг, ни сплетен, ни премьерства — есть театр и работа в нем. Незлобин прелестный человек — в нем есть самодурство, но это все тонет в его прелестном отношении к актерам. Мы, актеры, живем дружно и хорошо. Это совсем не театр — вроде Корша [766], и я очень, очень счастлива, что я здесь. Если есть Лихачев [767], то он сам по себе так мил, что это не важно.

Я получила роль в «Орленке» Фанни Эльслер [768], очень милую, танцую там, для чего усердно занимаюсь пластикой. 2-м спектаклем после открытия идет «Мел<���кий> бес» — усердно его подрепетирываем. Ставят пьесы старательно, Коммиссаржевский очень мило ставит «Не было ни гроша, да вдруг алтын» [769]. Ждем пьесу Федора Кузьмича [770] — вообще дело в разгаре, работа идет хорошо, все счастливы и довольны — и только Корш своими перехватами пьес дает минуты неприятного ощущения нечистоплотности. Приезжайте к нам — Вас радостно ждут.

Милый, милый театр Незлобина, что-то он мне даст как актрисе; как человеку мне хорошо в нем, светло. Сережа поглощен массой каких-то дел. Написал рассказ, переводит стихи Гюго и принимает участие в грандиозных предприятиях, имеющих всероссийское значение, — не хочу отнимать радость у него самому сообщить об этом и потому подробно об этом не скажу [771].

Жизнь литературная у нас замерла. Брюсов — редактор «Рус<���ской> Мысли», живет — никого не принимая, и его визиты к нам происходят главным образом тогда, когда у нас никого нет [772]. Был у нас Г. И. Чулков — проездом Ауслендер с женой [773](бывшие в Москве в виде свадебной поездки), Зайцевы в Италии; вот видите, жизнь мирная и не новая. Ничего нового не происходит. –

Погода прекрасная, Солнце светит вовсю. Сейчас я сижу одна, — буду учиться, а потом пойду смотреть на солнце.

Крепко, крепко целую Вас, дорогая, хорошая Анастасия Николаевна — привет Федору Кузьмичу.

Искренне любящая Вас и уважающая

Датируется по содержанию. Ср. Соколов — Сологуб, п. 39.

Как Вы поживаете, дорогая Анастасия Николаевна, что поделываете? Как-то все новое и более-ли менее <���так!> интересное теперь в Петербурге, а здесь — все довольно скучно. Вся жизнь около Вас там, а Москва живет каким-то преждним <���так!> старым — по инерции.

Незлобин начал завоевывать публику. Все время полные сборы. Сам он прелестен, любит искусство, и я очень, очень привыкла к нему, хороша и Апол. Иван. [774] — и Воротничков трогателен, Лихачев — но, конечно, не все таковы, этого требовать нельзя, чтоб все были приятны, но, слава Богу, что есть приятные люди, — в театре это так редко. Вне театра лично я живу ничего — бываю в других театрах, учусь, читаю, и время летит с невероятной быстротой. Вот уже скоро ноябрь месяц. Зима завернет. Да — что-то я буду говорить в конце зимы. Очень хотелось бы Вас видеть. Милый, милый Петербург — с нежностью вспоминаю его.

Вы пишете, что театр интермедия не очень интересен; с самого начала их разговоров я знала это — и это все очень быстро рухнет [775]. Что «Аполлон» и его дети? [776]Ждем пьесу Федора Кузьмича. Сейчас усер<���д>но репетируют пьесу Ярцева, обреченную уже заранее на гибель [777]. Она абсолютно не сценична, хотя не лишена внутреннего действия. Коммиссаржевский (между нами говоря) в сценическом искусстве знает и понимает только внешнюю сторону — декорации, бутафорию и т. д. Актеры же в его спектаклях не чувствуют тона и абсолютно идут кто в лес кто по дрова — немудрено: в два года работы с Верой Федоров<���ной> [778]нельзя было выучиться ставить пьесы. Лучший режиссер у нас — сам Незлобин. У него нет особенной фантазии, но он знает сцену. Очень он милый — я даже не ожидала. Сережа завален всевозможными делами, я рада, что с ним, и вспоминаем с нежностью, что этим счастьем мы обязаны Вам. Когда дело идет о Вас и о Федоре Кузьмиче, у Сергея глаза блестят и он прямо вдохновляется. До свидания, Анастасия Николаевна, привет Федору Кузьмичу. Вас крепко любящая

Датируется по почтовому штемпелю: Москва. 25.Х.10.

Анастасия Николаевна,

я вот уже три дня начинаю Вам писать об одном деле и рву письмо — не решаюсь. Не думайте обо мне худо, я Вас прошу, и просто, просто, не стесняясь, ответьте отказом, если это найдете нужным. Видите ли, у нас в театре сейчас несколько течений. Коммиссаржевский — очень милый, но который усиленно ведет свою линию и своих людей. Рощина-Инсарова — свою Тихомирову, Васильева [779] — своих учениц, и, наконец, Незлобин. При его большой корпуленции он иногда слабохарактерен, и нужно какое-то слово извне. Я со всеми в хороших отношениях, но не принадлежу ни к преждним <���так!> сотрудникам Коммиссаржевского, ни к группе Рощ<���иной>-Инсаровой, ни к учениц<���ам> Васильевой (хотя с последней в очень милых отношениях).

Ведет меня один Незлобин и Воротничков. У нас 35 женщ<���ин>. Вот почему я решилась Вас просить. Вы меня простите. Пьеса <���так!> Ф. К. ожидают с нетерпением, и все, конечно, хотят играть в ней. Я пьесы не знаю, не знаю также, есть ли там для меня подходящая роль. Но если Вы думаете, что есть, если Федор Кузьмич не против, как счастлива бы я была, если бы мне позволили сыграть там. Вот почему я прошу Вас, Анастасия Николаевна, — если Вы или Ф. К. черкнули к Незлобину об этом [780]. Лишнее слово за меня так многое значит в театре. Простите, что тревожу Вас. Сейчас репетирую «Орленка», где играю Фанни Эльслер, — Незлобин меня хвалил; играю «Обнаженную» — роль «Нини», очень противная роль, сил нет — пошла донельзя, но ничего, не ругают за нее [781]. Сережа говорит, что, конечно, будет настаивать на художнике Кал<���макове> или Судейкине [782]. Сейчас он выбирает пьесу для Рождества. Он в жюри. Пока еще ничего интересного не прислали [783].

Все по-прежднему <���так!>. Рощина делает сборы, и потому с ней очень считаются. Я приглашена на концерты читать, уже в одном читала очень успешно. Читала вещи Федор<���а> Кузьмича. Сейчас мне сделала художница Браиловская [784](в виде рекламы, очень смешно ) платье очень интересное — ни на что не похожее — в Византийском стиле, взяла только стоимость материяла <���так!>. Первый раз его одену на концерт в здешнем аристократическом кругу, куда приглашена в числе немногих.

Все это очень, конечно, мило, но для души это ничего особенного не даст. Очень помню о Вас. Привет Вам, Анастасия Николаевна, и Федору Кузьмичу. Насчет моей просьбы — то если Вы найдете это неудобным, простите и верьте, что у Вас есть большие друзья — в лице Сережи и меня.

Ваша

Датируется по почтовому штемпелю: Москва. 31.Х.10.

Дорогая Анастасия Николаевна, получила Ваше письмо и спешу написать Вам. Я рада, что Вы чувствуете себя хорошо — и живете среди работы, искусства и веселья. Ангина неприятна, но не опасна. Что касается меня, то я ежедневно играю или «Обнаженную» или «Орленка», и то и другое занимает время и черезмерно не радует. Смотрю на это как на ступень для будущего. Беру уроки пения ежедневно. Танцую. Сейчас играю главную роль в Сказке для Рожд<���ественских> утренников, выбранной жюри литературным. Пьеса Н. А. Попова, и он ее ставит в сотрудничестве с Коммиссаржевским [785]. Н. А. Попов взял «Залож<���ников> жизни», мечтает провести их на Малую сцену «императорскую» [786]. Не знаю, одолеет ли их, он питает надежду, что «да». Очень люблю Петерб<���ург>, мечтаю попасть в него. Сережа, верно, поедет туда зимой по своим жел<���езнодорожным> делам. Я верю в то, что я могу быть актрисой, работаю, закрыв глаза на окружающую обстановку. Нигде не вижу света в ней. Да «свой» истинный театр мерещится — и не веришь, что он может быть.