Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

Все это, конечно, не может быть мотивом для моего полного отказа от участия в газете. Каждую хорошую попытку нужно поддерживать. А ведь если даже издатель сдавит всех кольцом и придется уйти, то можно будет только сказать: «Ut desint vires, tamen est laudanda voluntas». И ради этой laudanda voluntatis Вашей я и хотел бы быть полезным. Но чем? Ставить свой отдел в газете при том условии, что общее направление газеты уже предопределено рядом ответственных редакционных статей, конечно, невозможно. Я не представляю себе, как можно критически анализировать политику большевиков в области народного хозяйства, если во всех остальных статьях они изображаются единственными людьми, верно учуявшими нынешний момент и т. д. Я не буду саботировать работы и, пока Вы не найдете мне заместителя, буду вести этот отдел, как сумею. Но я заранее убежден, что из этого ничего не выйдет, да и не хочется брать ответственности за общее направление.

В «Жизни» мне хотелось бы отвечать за свои статьи только, — так же, как это бывает во всех газетах, в к<���оторы>х я пишу. Меня мало трогает статья Рындзюна, но, конечно, отвечать за нее я не хотел бы. Кроме того, я не экономист и не энциклопедист, à la Солонович — у меня есть малюсенькая публицистическая жилка, и громадная вера в правду своих убеждений. Эта последнее и дает мне возможность не только писать свои статьи, но и оставлять в них частицу своей души. «Жизни» я могу быть полезен только своими передовыми статьями или просто статьями по вопросам внутрен<���ней> и внешней политики, написанными, конечно, без всякого урезания своего анархического миросозерцания.

Кстати, мои исключительно скверные личные обстоятельства вряд ли позволят мне отдавать столько времени, сколько нужно для ведения отдела. Я думаю, что т. Пиро справится не хуже меня, — тем более, что он заинтересован, кажется, и самой должностью заведующего. Но это уже В<���ам> виднее.

Pro domo mea мне хотелось бы, чтобы вопрос был разрешен так:

а) либо редакция считает желательным получать д<���ля> «Жизни» регулярно от меня 3 передовицы или статьи в неделю, тогда мне назначается фикс + построчные,

б) если же Вы найдете, что более яркого освещения нашей позиции и анархизма вообще, чем это делается другими отделами, не нужно, то мне придется остаться за штатом, на общем положении случайных сотрудников.

Завтра в условленное время я буду, и буду работать, — Вас же прошу за это время обсудить этот вопрос с Як<���овом> Ис<���аевичем> и сообщить мне при нашей встрече. И личные, и материальные мои обстоятельства весьма пакостны, но я считаю для себя нравственно обязательным, рискуя даже надоесть Вам, точно выяснить мое отношение к нынешнему направлению газеты и, — чем я могу быть ей полезен.

Я думаю, что не нужно видеть в этом колебаний в стиле Луначарского (мы так тароваты все на аналогии!). Мы товарищи из одной <���и> той же армии, и чем больше мы будем совещаться о распределении ролей, тем, конечно, это будет лучше для дела, — п<���отому> ч<���то>, в конце концов, договоримся до того, что каждый будет в газете выполнять только те функции, для которых он считается призванным.

Как видим, Сандомирского прежде всего не устраивает большевизанство газеты, где он сотрудничает, а во вторую — невозможность открыто выражать свои анархические взгляды. История, начавшаяся в апреле, закончилась в № 36 от 7 июня (25 мая), когда появилась публикация:

Разделяя идейную позицию редакции «Жизни», считая вместе с ней, что одним «антибольшевизмом» спасти революцию нельзя и что, напротив, величайшая заслуга, которую русская интеллигенция и русская печать могут оказать сейчас народу, заключается в духовном сплочении всех истинно-революционных элементов и неустанном разоблачении демагогии одних, вольных и невольных заблуждений других, вызываемых партийным местничеством, — я считаю себя вынужденным выйти из числа сотрудников газеты, вследствие ряда существенных разногласий организационно-профессионального характера.

Печатно заявили о своем выходе из числа сотрудников газеты еще двое видных анархистов. Утрата первого, видимо, была большим разочарованием для газеты:

Несогласие с идейной физиономией газеты принуждает меня, анархиста и интернационалиста, выйти из состава сотрудников «Жизни». Буду благодарен газетам, которые сочтут возможным перепечатать мое письмо.

Редакция «Жизни» отказалась поместить заявление о моем уходе.

Подпись в конце второго, видимо, является опечаткой, должно быть не В. Л., а Вл., поскольку этого примечательного человека звали Владимир Иванович Забрежнев (1877–1939). Как и многие другие, поначалу он был марксистом, потом примкнул к анархистам, участвовал в декабрьском восстании 1905 года, был арестован, но бежал еще до суда, долго жил за границей. Вернувшись после февральской революции, печатался в анархистских изданиях, потом стал на сторону большевиков, выполнял различные деликатные миссии (вроде распродажи эрмитажных картин или работы в институте мозга). Умер в предварительном заключении. В газете «Анархия» от 19 июня он напечатал письмо:

Не откажите приютить в «Анархии» мое письмо т. Боровому, не нашедшее почему-то себе места на страницах «Жизни».

Уважаемый товарищ

Вернувшись в Москву после продолжительного отсутствия, узнал, что на основании моей единственной статьи о 1-м мае я занесен в число участвующих в «Жизни».

Ознакомившись с «Жизнью», вижу, что позиции ее для меня совершенно неприемлемы и сотрудничество мое в ней невозможно.

Поэтому очень прошу вас снять мое имя со списка сотрудников «Жизни» и напечатать на страницах ее настоящее письмо.

С товарищеским приветом

Правда, на другой же день по доставлении этого письма в ред<���акцию> «Жизни» имя мое было снято со списка участвующих. Но так как оно было помещено в нем без моего ведома и согласия, мне желательно, чтобы причины его появления и мотивировка его исчезновения в этом списке стали достоянием гласности.

Надеюсь, вы поможете мне в этом.

С тов<���арищеским> приветом

27 апреля на появление «Жизни» откликнулась газета «Анархия» неподписанной заметкой под выразительным названием: «Заслужили высочайшее одобрение», где читаем: «Едва успела новая газета „Жизнь“ появиться на свет, как уже удостоилась высочайшего одобрения. Ю. Стеклов в „Правде“, в статье, носящей символическое название „Голос Жизни“, цитирует „Жизнь“», и далее идет цитата из статьи Стеклова: «Какая разница между „Жизнью“ просто и, например, „Новой Жизнью“! Какая разница между беспартийной газетой (курсив наш. — Н. Б. ), старающейся выражать настроение интеллигентской массы, и социал-предательской прессой, выражающей злобу отставленных революцией профессиональных политиканов!». Следом за этим «Анархия» начинает подводить итог: «трогательно единение интеллигентской газеты „Жизнь“ и „пролетарской“ „Правды“, и в особенности трогательно оно в настоящий момент» [960]. Как видим, видный публицист большевистской газеты признает «Жизнь» беспартийной, а анархисты отрекаются от идейной связи с нею.