Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

С сожалением необходимо заметить, что газетный мир России и СССР в ХХ веке изучен весьма слабо, если не сказать «практически не изучен». Крупнейшие русские газеты обычно бывают удостоены довольно беглых характеристик в обзорных трудах. Между тем очевидно, что даже с той точки зрения, которая важна для нас в данный момент, то есть с позиций анализа публиковавшегося литературного материала и деятельности критико-библиографического отдела, не обследованы в должной степени такие важнейшие и крупнейшие издания, как «Новое время» и «Русские ведомости», «Биржевые ведомости» и «Утро России», «Русское слово» и «Речь», «Русь» и «Русская воля», «День» и «Жизнь искусства» — список можно продолжать еще долго.

Московская газета «Жизнь» (апрель — июль1918) не принадлежит к числу широко известных изданий. Вообще газетная периодика первого послеоктябрьского времени, с декрета о печати, принятого сразу после октябрьского переворота, и вплоть до эсеровского мятежа 6 июля 1918, когда последние относительно свободные издания были закрыты, известна плохо. На этом фоне «Жизнь» можно считать газетой хотя бы относительно обследованной. В связи с различными частными целями о ней писали А. В. Лавров, М. М. Павлова, Е. А. Тахо-Годи [939]. Однако всюду о ней говорилось как об арене выступлений различных авторов, а не как о самостоятельном предмете изучения. Меж тем исследователи обладают уникальными материалами, сохранившимися в архиве одного из ее редакторов — А. А. Борового. В основном это переписка различных лиц, из которой извлекаются разнообразные сведения, а также подборки статей самого редактора (что позволяет раскрыть принадлежность ему анонимных и псевдонимных материалов) и текущей прессы, некоторые формальные документы, несколько мест в обширных и подробных воспоминаниях Борового, доведенных лишь до 1917 года. Мы постараемся суммировать эти сведения и представить жизнь газеты «Жизнь» как насыщенный различными существенными фактами фрагмент практически неизвестного газетного бытия в Москве в первой половине 1918 года.

Первый номер «Жизни» вышел в свет 23 (10) апреля 1918 г. Рассказ о создании газеты находим в известных воспоминаниях Дона-Аминадо «Поезд на третьем пути». Если отвлечься от иронического стиля автора, информация будет выглядеть так: решение о создании большой умеренно оппозиционной газеты было принято присяжным поверенным и медиа-магнатом (впрочем, только газетно-журнальным делом не ограничивавшимся) П. И. Крашенинниковым и знаменитым И. Д. Сытиным, редакторство было поручено приват-доценту Московского университета, идейному анархисту А. А. Боровому и еще одному анархисту Я. Новомирскому. Ниже мы говорим о тех заведомых неточностях, которые делает мемуарист, но здесь сомнительно лишь имя Сытина: у нас нет никаких подтверждений, что он принимал участие в финансировании газеты.

Из редакторов значительно более известен Алексей Алексеевич Боровой (1875–1935). Он окончил юридический факультет Московского университета, был оставлен на кафедре, получил звание приват-доцента — и понял, что его умонастроению более всего соответствует не марксизм, как то было ранее, а анархизм. Об этом он написал в воспоминаниях, относя происшедшее к октябрю 1904 г.: «С необыкновенной отчетливостью, побеждающей убедительностью — во мне проснулось чувство нового для меня мироощущения. <���…> Со скамьи Люксембургского сада — я встал просветленным, страстным, непримиримым анархистом, каким остаюсь и по сию пору» [940]. Он начинает печатать статьи и брошюры об этом, сотрудничает с журналом «Перевал» [941], попадая тем самым в один из центров московского символизма. Эта деятельность не прошла ему даром: диссертация «История личной свободы во Франции» (М., 1910) не была защищена, лекции, популярные у различной публики, отменялись и запрещались, вдобавок он был привлечен к судебной ответственности, и в 1911 г. по чужому паспорту уехал во Францию, где провел три года. Вернувшись после амнистии к 300-летию дома Романовых, Боровой обратился к журналистской деятельности: был одним из ведущих сотрудников газеты «Новь» (1914), затем сотрудничал с одной из лучших русских газет того времени «Утро России», служил в армии. В первые годы после революции много печатается, руководит, как мы уже знаем, газетой, читает лекции об анархизме. Это, естественно, не способствует академической карьере, которая ему вскоре была полностью запрещена. В 1929 г. он был арестован и выслан в Вятку, потом переведен во Владимир. Летом 1935 г. ему было разрешено приехать на месяц в Москву, но к месту ссылки он уже не вернулся: в ночь с 21 на 22 ноября он скончался и был похоронен в Москве [942].

Яков Исаевич Кирилловский (1882–после 1936) также начинал как марксист, но около 1905 г. сменил миросозерцание, став анархистом, и превратился в Д. Новомирского. В отличие от Борового он участвовал в экспроприаторской и террористической деятельности, преимущественно в Одессе, время от времени скрываясь за границей. В 1908 г. получил 8 лет каторжных работ, с начала 1915 г. был переведен на поселение, откуда бежал в САСШ. В 1917 вернулся в Россию, активно печатался, организовывал анархистские сообщества. В 1920 вступил в РКП (б), но вскоре разошелся с большевиками. Пока было возможно, занимался литературной работой, издал даже книгу стихов «Только душа» (М., [Б.г.]). Как и Боровой, был арестован и сослан в 1929 г., в 1936 арестован второй раз, приговорен к 10 годам лагеря — о дальнейшей его судьбе не известно ничего.

Вот краткое описание самой газеты, сделанное ее сотрудником: «Вдвоем с Боровым они стали во главе газеты „Жизнь“. За два месяца существования „Жизнь“ трижды переменила состав сотрудников и в зависимости от настроения Новомирского ежедневно меняла окраску. Сегодня она пророчествовала о национальном значении советов, завтра проклинала совнарком, послезавтра требовала интервенции… Потом и „Жизнь“ закрылась, оставя память о забавном сумбуре. Потянулись горькие дни» [943].

Конечно в этом описании есть натяжки и перехлесты, но в данный момент это для нас не принципиально. Существенно отметить два обстоятельства: газета была поставлена на широкую ногу и, по всей вероятности, платила хорошие гонорары [944], а также не была однозначно политически ориентированной.

На протяжении двух с половиной месяцев газета выходила вполне регулярно. Ее последний, 59-й, номер вышел в свет 6 июля 1918 года. Как хорошо известно, в этот день произошло восстание левых эсеров в Москве, после чего окончательно была закрыта практически вся свободная печать. В хронике А. Ю. Галушкина значится 13 закрытых после этого газет с многообещающим: «и др.» [945]. Собственно говоря, на этом заканчивается переходный этап русской революции, по крайней мере — в сфере культуры. Начавшись 26–27 октября 1917 года с резолюции, а потом и декрета о печати, прекращавших деятельность целого длинного ряда газет, он продемонстрировал удивительную последовательность советских властей в деле уничтожения малейшего свободомыслия.