Коллектив авторов - Век диаспоры. Траектории зарубежной русской литературы (1920–2020). Сборник статей [litres]

Каковы исторические условия возникновения этих явлений и каковы их перспективы? Лет десять назад можно было бы рассуждать о том, что выход на авансцену таких авторов, став кульминацией определенного исторического момента (а именно – фрагментации и рассеяния прежде единой социокультурной целостности СССР), имел поколенческую подоплеку и постепенно сойдет на нет в последующие десятилетия по мере уменьшения числа «глобальных бывших советских писателей». Однако в связи с политически мотивированной эмиграцией других авторов, таких как Кузьмин, или не столь определенно мотивированным отъездом из России ряда писателей (Акунин, Сорокин или Идов), категория экстратерриториальных русских авторов вполне может «пополняться» еще на протяжении нескольких десятилетий. Далее можно, вероятно, говорить о том, что последующие трансформации глобальной социальной и культурной жизни трудно предсказать, но они неизбежно приведут к возникновению новых ниш в глобальной культуре. Произойдет ли возрождение узконациональных ценностей по мере завершения эпохи стремительной глобализации 1990–2010‐х годов и возвращения таких стран, как Россия, к более автаркическим моделям? Продолжится ли размывание границ между языками и сообществами в результате все более успешного внедрения машинного перевода и глобализации средств массовой коммуникации? Как показывает проведенный выше анализ творчества Рубиной и Абдуллаева, по мере того как геополитические и технологические трансформации придают структурным категориям литературной географии все более неоднородный и подвижный характер, исследование значения и авторитета литературы должно учитывать как никогда сложные взаимосвязи процессов фрагментации и интеграции в самых разных литературных контекстах, среди различных читательских аудиторий, на разных рынках и в разных мирах.

В конечном счете, даже если категория «национальной литературы» вернется в обиход в предстоящие десятилетия и даже если категория экстратерриториального русского автора, как она представлена выше, уйдет в небытие, не произойдет и возврата к описанной Казанова структуре глобальной литературной жизни, структуре, которая относится к расцвету национализма как идеологии и организующего принципа глобальной политической жизни (даже внутри якобы интернационалистского Советского Союза). В результате непрерывного роста мобильности, развития многоязычных политических образований, электронных коммуникаций и эрозии понятия «нация» (несмотря на его принятие массами и циничное манипулирование им со стороны политических элит) структурные принципы организации национальных территорий и литератур в виде иерархических связей будут все более размываться по мере формирования единого культурного пространства в мировой литературной жизни. Как и в проведенном нами анализе, адекватное описание литературных институций и перипетий судьбы и творчества отдельных авторов потребует еще большего внимания к их позиционированию и саморепрезентации в отношении различных глобальных или региональных культурных проектов и систем (на одном или нескольких языках), которые, как конкурирующие формы бытия культуры в мире, преодолевают географические границы.

Плодотворная дискуссия, представленная в данном сборнике, высвечивает разнообразные подходы к литературному творчеству диаспоры. Чрезвычайно важно и то, что ряд авторов подвергает критическому анализу само понятие «диаспора», которое лежит в основании этих подходов. Здесь мне хотелось бы предложить несколько кратких соображений о статусе диаспорических исследований, о степени их эффективности и об их положении в современной, а возможно, и в будущей гуманитарной науке.

Одна из сильных сторон этого сборника заключается в том, что авторы ставят под вопрос, часто имплицитно, сам факт применимости диаспорического подхода к современной литературе и культуре. Проблема состоит в том, что, как методологический подход, диаспора определяет себя через нацию: как бы отдаленны ни были интересы диаспоры и как бы ни варьировалась ее вовлеченность в национальную повестку, в конце концов именно нация постулирует диаспору как свое ответвление. Выражая эту зависимость еще более непосредственно, можно было бы сказать, что диаспорические исследования – это последний бастион методологического национализма, моделирующий объект своего изучения с постоянной оглядкой на нацию, чье присутствие одновременно и опосредованно, и неизбежно. Несмотря на возрастающий скептицизм по поводу глобализации, в ее основе лежит сильное чувство всеобщей взаимосвязанности, поддерживаемое (часто отчуждающим) опытом виртуальной реальности, синхронности и непрерывного информационного потока. Этот опыт не нивелируется различными формами возрождающегося национализма. Глобализация, понимаемая как нечто более глубокое, чем поверхностный экономический обмен, оказывается стойкой реальностью, способной одновременно объединять и изолировать. С этой точки зрения, диаспора становится проблематичным концептом еще и потому, что она навязывает фактуре глобально связанного, хотя и рассредоточенного, атомизированного мира несколько архаичные представления о племенной солидарности и сплоченности, выстроенные на останках лояльности и привязанности к нации. Другими словами, диаспора нередко способствует возрождению идеи воображаемого сообщества , однородного в своей основе, но действующего в гуще мира, построенного на принципах общества , гарантирующего анонимность, равноудаленность от различных групповых повесток и, прежде всего, либеральный индивидуализм (невзирая на текущие вынужденные ограничения). Короче говоря, диаспора может потенциально функционировать как архаическое образование, поддерживающее племенные связи посреди глобализированной экономики (не)принадлежности, в рамках которой сосуществуют гибридные в культурном отношении агенты (т. е. то, что в последние десятилетия стало нормой, и не только на Западе, вследствие непрерывной трудовой миграции и волн беженцев). Эта постоянная оглядка на нацию (в терминах социальной антропологии – «удаленный национализм» 512) проблематизирует сегодня «диаспору» как понятие и как исследовательскую площадку. То, как термин «диаспора» неизбежно вызывает призрак нации и национального государства, от которого она зависит, было подвергнуто критике и Шу-мей Ши. Утверждая, что «диаспора не вечна» 513, она не приемлет нарратив устойчивости от поколения к поколению, от эпохи к эпохе унаследованных из земли предков культурных паттернов. Выступая «против диаспоры», что подчеркивается в названии ее важного эссе о глобальной синофонной культуре, Ши отвергает представления о навязанной этнической, лингвистической и культурной однородности. Ши только одна из исследователей, усомнившихся в понятии «диаспора»; то, что она пишет о китайской диаспоре и не всегда именно о литературе, а о культуре в более широком плане, не отменяет основной аргумент, что по своей сути понятие «диаспора» часто функционирует как убежище остаточного методологического национализма.