Игорь Яковенко - Пристально вглядываясь. Кривое зеркало русской реальности. Статьи 2014-2017 годов

Крестьяне были очевидно лишены экономического мышления. Тысячи свидетельств, рассыпанные в литературе, подтверждают это. Крестьянин, ставший на путь формирования экономического мышления и ушедший от натурального хозяйства, двигался к статусу кулака либо предпринимателя. Бесконечные инвективы, обращенные к мироедам-кулакам, лишний раз свидетельствуют, что объектом кулацкого «закабаления» был девственный доэкономический человек.

Дворянство и аристократия – также носители доэкономического сознания. И этот, казалось бы, парадокс заслуживает внимания. Владельцы крупной собственности, люди, жившие в большом обществе, умели тратить, но не умели считать, соотносить свои доходы и расходы и в целом не умели мыслить экономически, были некомпетентны в элементарных вещах. Все хозяйственные и управленческие заботы лежали на управляющих имениями. От управляющего ждали доходов и экстраординарных поступлений в особых ситуациях. Помещик в принципе был лишен способности соотносить расходы с доходами, поэтому земли закладывались и перезакладывались, леса и «вишневые сады» продавались, а разорившийся помещик, в конечном счете, шел на государственную службу. Естественно, что типичный управляющий пользовался минимальной компетенцией своего нанимателя, обкрадывал его и за пару десятков лет наживал приличное состояние.

Истины ради отметим, что с эпохи Екатерины II в России складывается слой помещиков-рационализаторов. Возникают такие объединения, как «Вольное экономическое общество», публикуются статьи и книги по проблемам сельского хозяйства. По существу, помещик, пошедший по пути освоения экономического мышления и постижения перспективных технологий, превращался в предпринимателя, хотя и оставался в рамках своего сословия. При этом надо подчеркнуть, что описанное движение охватывало меньшую часть помещичьей среды.

Вспомним Гоголя: «…или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян. При этом глаза его делались чрезвычайно сладкими, и лицо принимало самое довольное выражение». Помещик Манилов – фигура сатирическая, гротескная. Тем не менее давайте задумаемся об экономическом содержании данного прожекта. Прежде всего, «каменный мост через пруд» – нонсенс. Каменный мост имеет смысл только в том случае, когда на этом пути существует достаточный грузо- и человекопоток. Что же касается «лавок с купцами», то они возможны только в том случае, если по мосту идет серьезный поток потенциальных покупателей (множество платежеспособных людей). Экономически мыслящему человеку подобные химеры просто не могли бы прийти в голову. Проще забавляться образами трехглавого дракона. Прелесть в том, что Манилов не просто прекраснодушный идиот, а владелец поместья , которому экономическое мышление полагается ex officio. На этом контрасте Гоголь выстраивает образ и добивается художественного эффекта.

Беспомощность российского помещика, несостоятельность его как владельца сельхозпроизводства раскрываются в пореформенной художественной литературе. Помещик знает что-то про реалии крестьянской жизни и сельскохозяйственного производства, оперирует отдельными словами, но не чувствует, не постигает природы этой реальности и поэтому беспомощен в торге с богатеем из крестьян, надумавшим прикупить у него задешево часть поместья.

Царское правительство последовательно поддерживало дворянство, создавало дворянские банки, давало разнообразные преференции. Однако носители добуржуазного, сословного сознания неукротимо разорялись и нищали.

То же можно сказать о российской аристократии. Личный секретарь Распутина, Арон Симанович, владелец ювелирного магазина, активно оперировавший в придворных кругах, замечает: «Большинство лиц из царского окружения были очень ограниченны, неопытны и беспомощны в самых обыденных жизненных вопросах» 41 41 Симанович А. Распутин и евреи. Воспоминания личного секретаря Григория Распутина. М.: Яуза, 2005. С. 80. . Он же пишет о людях «…которые занимали высокое общественное положение, но были в хозяйственно-бытовых вопросах, как то: покупки или продажи каких-либо ценностей или получении кредитов, совершенно беспомощны. Необходимо заметить, что петербургское великосветское общество отличалось особенным незнанием деловой стороны жизни» 42 42 Там же. С. 77. . Эти люди были выше каких-либо экономических компетенций. Все это – дело обслуги: юристов, адвокатов, управляющих.

Если массовый советский человек просто не задумывался об экономическом измерении жизни, поскольку в окружающей его реальности ничего подобного не было, то дворянин и аристократ ограждали себя от экономического сознания по принципиальным соображениям. Все эти материи были достоянием выскочек, буржуазии, интеллектуальной обслуги, призванной брать на себя грязный и недостойный приличного человека труд.

Российский интеллигент также ограждал себя от экономического сознания по принципиальным соображениям. Ибо видел в зрелой рыночной экономике ту силу, которая разрушает прекрасный мир интеллигентской мечты и противостоит надеждам и упованиям интеллигента. Кроме того, все это было неинтересно, приземленно, не возвышенно. Интеллигентская система ценностей отторгала как отдельные компетенции, так и систему экономического мышления в целом. Человек из интеллигентской среды, пошедший по пути экономических практик, просто превращался в предпринимателя и утрачивал исходную идентичность. Подобная история с неподражаемой чеховской иронией излагается в рассказе «История одного торгового предприятия».

Рассказ этот про то, как некий молодой человек получил значительное наследство и решил открыть книжный магазин, ибо «город коснел в невежестве и предрассудках, старики только ходили в баню, чиновники играли в карты и трескали водку, дамы сплетничали, молодежь жила без идеалов». Однако покупателей не было. Через три недели зашел первый покупатель и спросил грифели. Герой закупил канцелярские принадлежности, и к нему изредка стали заходить покупатели. Так, отвечая на запросы клиентов, герой повествования смещался, все далее уходя от исходных книг. Сейчас он «торгует посудой, табаком, дегтем, мылом, бубликами, красным, галантерейным и москательным товаром, ружьями, кожами и окороками». А книги «давно уже проданы по 1 р. 5 к. за пуд».

Вообще говоря, с Чеховым можно поспорить. Для изменения ситуации в городе N требовался не магазин, а некоммерческое культурно-просветительское учреждение: библиотека, клуб, театр-судия. С другой стороны, книги – юношеское увлечение героя, а не органика его личности. Отсюда и стремительная эволюция молодого человека. И, наконец, движение навстречу запросам клиентов раскрывается в рассказе как путь деградации героя, что отвечает народнически-интеллигентской мифологии, призывающей интеллигента «вести народ к вершинам добра и справедливости», но в практике коммерческой деятельности все далеко не так. Реальность диалектичнее и противоречивее.