Юлия Щербинина - Злоречие. Иллюстрированная история

Злоречие – ребус, не имеющий решения. Оно во многом иррационально и непостижимо, неподвластно формальной логике и механическому описанию. Исторически это связано отнюдь не только с магическими практиками (проклятие, сквернословие), но и непосредственно с общением. С одной стороны, обижать часто равнозначно играть – развлекаться, наслаждаясь злом. Иррациональность – в способности злоречия быть извращенным удовольствием. С другой стороны, нечаянно причинив зло словами, мы порой говорим с досадой: черт за язык дернул! Поминание черта – косвенное самооправдание и перекладывание ответственности. Дескать, я не виноват – просто так получилось, меня как бы принудили.

Иррациональность злоречия наиболее заметна в исторической ретроспективе и на обширном словесном материале – от летописей и философских трактатов до мемуаристики и беллетристики. В библиографическом списке отражены только основные из использованных источников: крупные монографии, научно-популярные книги авторитетных специалистов, тексты позапрошлого и начала прошлого веков, англоязычные работы. Вся история злоречия не набор тематических сведений, а захватывающее приключение идей. Великая битва чернильниц и мировая война книг.

Наряду с фактическими сведениями активно задействованы исторические анекдоты и народные легенды – как хрестоматийные (например, об Апеллесе и сапожнике), так и менее известные (вроде деталей казни Цицерона). Для уяснения сути злоречия иногда важнее не достоверность информации, а ее легендирование. Здесь редкий случай, когда сам процесс баснословного сочинительства, обрастание событий домыслами и вымыслами подчас раскрывают явления объективнее, чем скрупулезное уточнение и кропотливая сверка фактов. Легенды и анекдоты нужны не для доказательной базы, а для полноты картины – полифонии суждений, многоголосицы оценок.

Злоречие впечатляюще метафорично. Наиболее последовательное и типичное его представление в европейской лингвокультуре – словесный бестиарий: оскорбление – собака, клевета – змея, насмешка – обезьяна, сплетня – сорока… Известный афоризм Диогена: «Злословец – самый лютый из диких зверей». Среди других популярных метафор – колюще-режущие инструменты, различные виды оружия, вирусы, яды. Заглядывая в прошлое, мы увидим, как эти общие аналогии отливаются в конкретные образы, отражаются художественной литературой и оживают в изобразительном искусстве.

В книге более четырехсот репродукций произведений живописи и графики разных эпох. От широко растиражированных образцов визуализированной речи вроде «Фламандских пословиц» Брейгеля или «Клеветы» Боттичелли, – до малоизвестных работ европейских и отечественных художников. Многие иллюстрации сопровождаются искусствоведческими справками и пояснительными комментариями.

Общая структура книги стремится к повествовательной цельности, но не имеет композиционного единства. Одни главы организованы хронологически: показывают этапы эволюции разных форм злоречия (клевета, проклятие, богохульство). Другие подчинены кластерному принципу: описывают частные явления внутри общего (оскорбление, порицание, сквернословие). Некоторые главы построены по принципу «кругового обхода»: отдельная проблема помещена в центр и рассмотрена с разных сторон (глумление, хамство, ссора).

Специфичность проблематики требует особого предупреждения относительно ненормативной лексики: она представлена без отточий. Это настоятельно продиктовано необходимостью объективного и достоверного предъявления словесного материала. К тому же научная этика предписывает цитирование без купюр, если таковые отсутствуют в исходных текстах.

Однако исследовать словесное зло не значит снимать крышку с гроба и выпускать наружу смрад и тлен. Здесь напрашивается иная образность: обнаружение и обезвреживание демонов, обитающих в «потусторонье» речи. Помимо всего прочего, языковредие – как еще называли его в старину – мощнейший двигатель ментальных процессов, эффективный инструмент общественного управления и род социальной магии. Это очередная объяснительная метафора и лейтмотив настоящей книги.

Современность создала множество прогрессивных технологий в самых разных областях, но до сих пор не изобрела надежной защиты от злых слов. Слова давно уже не всевластны, но по-прежнему непобедимы. Библейское определение lingua dolosa (язык лукавый, коварный) вечно актуально. И сегодня, как всегда, «жизнь и смерть во власти языка».

При этом само злоречие – неиссякаемая тема досужих разговоров и постоянный объект обличительных острот. Его гримасы проглядывают в античной мифологии, его личины скрываются в средневековой символике, его снисходительная ухмылка сквозит между строк полемических текстов Нового времени, его звериный оскал мерцает в черных зеркалах смартфонов… Мы так много говорим о нем – но еще больше оно говорит о нас.

Как относиться к тому, что неизбывно и неискоренимо? Старательно отводить взгляд от разверстой гортани-гроба? Стеречь родных и близких над пропастью во ржи? Неустанно работать над собой, отделяя зерна добрословия от плевел злоязычия? Книга не дает ответов, но рассказанные в ней истории взыскуют внимания и участия.

Алексей Бельский «Не делай зла и не досаждай никому», из серии нравоучительных картин-панно, исполненных для украшения Смольного института, 1771, холст, масло

Питер Брейгель Старший «Клевета на Апеллеса», 1565–1569, коричневая бумага, перо, коричневые чернила

…Итак, у нас имеется Клевета, направляемая Завистью или Злобой и подталкиваемая…

– Insidiae? – спрашиваю я у Кейт. – Fallaciae?

– Коварство, – отвечает она, – обман и уловки.

Клевета тащит за волосы безымянного юношу, который с мольбой вздымает руки над головой. В чем его обвиняют? Трудно сказать, но, поскольку в роли истца выступает Клевета, эти обвинения, несомненно, ложные.