Вильгельм Грёнбек - Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев

Хавард, мстя за своего сына, отпускает на свободу рабов; нельзя отомстить за гибель сына, забрав с собой их никчемные жизни. Столь же позорной, как смерть от руки рабов, считалась и гибель от руки бродяги, человека, не имеющего благородных спутников, названых братьев или товарищей по оружию. В этом случае не только сама месть становилась ненужной, ибо она касалась человека-одиночки, но и чести от нее было мало.

Впрочем, даже среди родственников могла быть месть разной ценности. Если семья убитого ощущала потерю очень глубоко, поскольку тот был одним из самых уважаемых ее членов, либо сама семья считала себя более знатной, чем другие, то она немедленно убивала самого лучшего представителя семьи обидчика. Этот обычай – мстить тому родственнику погибшего, которого считали «более достойным» для мести, просуществовал на Севере очень долго.

Во введении к норвежскому своду законов Фростатинга читаем: «Король Хакон, сын короля Хакона, сына короля Сверрира, до сих пор скорбит о дурном обычае, который долго существовал в его земле; когда убивали человека, то его родственники брали такого родича убитого, которого считали самым лучшим, даже если он ничего не знал о свершившемся убийстве, не желал его или не был близок к погибшему, и не мстили самому убийце, даже если расправиться с ним было совсем нетрудно, благодаря чему дурные люди процветали, а хорошие не получали никакой награды за свою миролюбивую жизнь»; «и мы видим, что нас лишают самых лучших подданных нашей земли», – вздыхает отец норвежского народа.

Месть, таким образом, состоит в том, чтобы забрать что-то у противоположной партии. Человека лишили чести. И эту честь можно вернуть с помощью мести. Но честь – это не то, чем можно пожертвовать в случае нужды; утрату чести можно сравнить с раной, которая никогда не заживет и будет кровоточить, пока из тела не вытечет вся жизнь. Если он не сможет заполнить образовавшуюся пустоту, то никогда снова не станет самим собой. Эту пустоту можно назвать позором; это – страдание, мучительное состояние болезни.

Ньяль, миролюбивый, примиряющий всех Ньяль мало говорит об этом; но человеческие чувства столь же чисты в нем, как и у закаленного в боях Эгиля. Он посмотрел на свое старое тело и сказал: «Я не могу отомстить за своих сыновей и не хочу жить в страхе», после чего улегся на постель в пылающем доме («Сага о Ньяле»).

У Квельдульва другой характер – он выражает свои страдания в яростных конвульсиях. Его сын Торольв погиб в противостоянии с самим конунгом Харальдом [12] Харальд Прекрасноволосый (ум. ок. 933) – сын Хальвдана Черного, конунг Вестфольда, первый король Норвегии. Представитель рода Инглингов, родоначальник династической ветви Хорфагеров, правившей Норвегией до XIV в. ; простому йомену бессмысленно ожидать уступок от могущественного короля Норвегии. Квельдульв уже стар и давно отстал от времени; но жажда чести становится сильным стимулятором для его тела, и он, собрав последние силы, наносит удар по человеку, «которого Харальд не хотел бы потерять». Хотя оба этих человека совершенно разные по своей природе, представляя, так сказать, два противоположных полюса исландской культуры, тем не менее они думают и чувствуют одинаково и действуют руководствуясь одним и тем же принципом, который гласит, что честь терять нельзя, а месть – неизбежна. Пока люди жили старыми обычаями, вне зависимости от того, каким был мир за пределами их страны – языческим или христианским, человек не мог ни при каких обстоятельствах отказываться от мести. Требования чести игнорировать было нельзя, ибо это было то, что приходило изнутри, проявляя себя как болезненное чувство страха.

Жил однажды исландец, который совершил великое дело, нечеловеческий подвиг. После сражения на альтинге в 1012 г., когда перспектив для примирения не было и все предвещало фатальный раскол самого государства, Халль со Склона встал и сказал: «Все знают, что я был поражен горем, когда погиб мой сын Льот. Кто-нибудь из вас может подумать, что он будет одним из самых дорогих людей, павших здесь (то есть за смерть которого потребуется больше всего жертв). Но я сделаю это ради того, чтобы мои люди снова пришли к согласию; я оставляю смерть моего сына неотомщенной и дарую своим врагам полный мир и согласие. Поэтому я прошу тебя, Снорри Годи, а с тобой – и лучших своих воинов из тех, что собрались здесь, принести нам мир». После этого Халль сел. Его слова вызвали громкий шепот одобрения; все прославляли его великодушие и добрую волю. «И из-за того что Халль оставил смерть своего сына неотомщенной и много сделал, чтобы вернуть стране мир, следует сказать, что все, кто присутствовал на совете, собрали деньги и отдали ему. И когда их сосчитали, то оказалось, что там не менее восьми сотен серебряных монет; это было в четыре раза больше того, что требовалось в качестве виры за убийство человека».

Но для того чтобы подвергнуть жизнь опасности, вовсе не обязательно было проливать кровь. Оскорбление считалось смертельным и от раны, нанесенной ударом палки, и от острого меча, или даже от презрительно сказанного слова и небрежения. И лекарство во всех случаях было одним.

Если человек сидит среди других и разговаривает с ними, подчеркивая значимость своих слов ударами палки, и нечаянно ударяет соседа по носу, этот сосед может принять во внимание, что ударивший его близорук или чересчур возбудился. Никто также не назовет хорошо воспитанным человека, который, получив нечаянный удар по носу, вскакивает и бьет топором своего обидчика, но если горячий и близорукий собеседник будет случайно обнаружен мертвым в постели несколько месяцев спустя, то всем будет понятно, что кто-то приходил сюда, «чтобы отомстить за тот удар палкой по носу». И все согласятся с тем, что это была месть.

Это случилось с исландцем по имени Торлейв Кимби («Сага о людях с Песчаного берега»). Находясь в плавании на норвежском судне, он жестоко поспорил со своим соотечественником Арнбьёрном, когда они вместе готовили еду. Арнбьёрн разъярился и ударил Торлейва горячей ложкой по шее. Торлейв проглотил обиду: «Нет, я не допущу, чтобы норвежцы потешались над нами, исландцами, и разогнали нас, как пару собак; но я вспомню об этом, когда мы вернемся в Исландию». Впрочем, память у Торлейва оказалась короткой. Но когда он попросил руки девушки, на которой решил жениться, ее брат сказал ему: «Вот что я тебе скажу: я отдам тебе свою сестру в жены только после того, как ты залечишь свои шрамы на шее, полученные три года назад в Норвегии». Так удар ложкой и отказ брата невесты отдать ее за Торлейва из-за шрамов на шее привели к тому, что в двух обширных районах вспыхнула война, которая привела к смертельной и длительной вражде между семьями обидчика и пострадавшего. Однако с точки зрения морали того времени причина вражды и ее последствия были вполне сопоставимы по масштабам.