Кристофер Дрессер - Традиционное искусство Японии эпохи Мэйдзи. Оригинальное подробное исследование и коллекция уникальных иллюстраций

Грибы, добавленные в качестве приправы в японские супы, явно придавали аромат, характерный для всех японских блюд. В Англии не осталось ни одного человека, незнакомого с запахом японских подносов, шкатулок, вееров и тканей. Пока я угощался предложенными нам супами, мне трудно было избавиться от ощущения, будто предложили нам некий миниатюрный тушеный шифоньер с подносом, изготовленным в городе Хаконэ, и отрез ткани из Киото, к которой добавили немного упаковочного материала. Причем всему этому вареву придали необходимую блюду текучесть. Но ведь когда дело касается пропитания, пристрастия существуют у всех без исключения народов, и Джон Булль (прозвище типичного англичанина) принадлежит к категории самых отпетых патриотов своей национальной кухни.

Теперь музыкальное сопровождение нашей трапезы вели две мастерицы игры на самасине, но впервые они прибегли к помощи смычка. Этот смычок напоминает кнут с тяжелым хлыстом, конец которого исполнитель прижимает к смычку. Ради расширения нашего понимания японской музыки ансамбль пополнился флейтисткой с барабанщицей, и с ними танец несколько оживился. Подали утку с соломкой, напоминающей йоркширский пудинг. Мы наполняем табаком и выкуриваем крошечные трубки, а тем временем одна из официанток то и дело наполняет табаком трубку, в чашку которой не поместилась бы обычная горошина, и вручает ее между мелодиями той или иной из поющих девочек. После одной лишь затяжки трубку возвращают, чтобы ее подготовили для следующего исполнителя.

Тут нам сообщают, что мы можем предлагать девушкам порции еды с помощью палочек, то есть буквально кормить их, и перекидывать им чашечки с саке. Такое поведение считается вежливым жестом. Этим мы теперь и занялись. Перед нами еще раз сменили подносы, и мы получили по две черных инкрустированных золотом миски: одну с супом, другую с рисом.

Здесь следует заметить, что чрезмерное употребление риса во время японского пиршества считается делом, достойным разве что плебеев: представители зажиточных сословий употребляют его в качестве основного блюда, а вот для бедноты рис представляется роскошью практически недоступной. Вместо него народ довольствуется гречневой и просяной крупой. Вслед за рисом приносят блюдце с рыбьей икрой, посыпанной мелко нарезанными, аппетитно выглядящими стеблями, напоминающими миниатюрный сельдерей, но без характерного запаха. Блюдца со свежей рыбой и прочими питательными угощениями все еще остаются на месте. А вот и очередная миска супа, и в нем плавает большая легкая клецка и немного зелени. Музыка звучит несколько веселее, танец приобретает дополнительную живость, в движениях исполнительниц появляются вольности, недопустимые в английском обществе, но все-таки обходится без непристойностей. А тем временем танцы и трапеза (длящаяся четыре часа) приближались к завершению, и нас заверили в том, что девушки-исполнительницы сохранили высочайшее достоинство. Наши рикши в скором времени домчали нас до резиденции мистера Маунси, расположенной в посольском квартале.

Встретив Новый год с мистером Маунси, я отправился домой к почтенному Джеймсу Сумаресу, тоже проживающему на территории посольского квартала, и посвятил первый день наступившего года осмотру достопримечательностей Токио. Продвинувшись дальше в направлении магазинов, я встретил британский кортеж, направляющийся во дворец (старинный дворец позже сгорел дотла, когда пожар поглотил почти пятнадцать тысяч домов). Сэр Гарри Паркес, господин Маунси и господин Сумарес как раз собирались засвидетельствовать свое почтение микадо. Вельможи Японии в первый день наступившего года обязаны выразить почтение своему императору. Причем министры и представители высшего сословия страны получают доступ к его величеству, в то время как народ попроще всего лишь оставляет у дворца поздравительные открытки. Такие протокольные визиты полагалось наносить в обычном английском вечернем одеянии; и конечно же нелепым выглядело забавное появление на публике кое-кого из дворян в их европейских костюмах странного покроя. Я встретил одного низкорослого дворянина, направлявшегося к дворцу пешком в очень нелепом на вид костюме. Он напялил рукавицы, притом что рукава его пальто следовало бы укоротить сантиметров на пятнадцать, поэтому ему пришлось их завернуть несколько раз, да еще растопырить локти таким образом, чтобы его рукавицы, которые низкорослый японец явно считал важным элементом своего костюма, оставались снаружи на всеобщее обозрение. Штанины его брюк точно так же, как и рукава пальто, требовали того, чтобы их значительно укоротить. Тем временем шляпу он тоже подобрал слишком большого для его головы размера, и, дабы она не сползала ему на глаза, между головой и тульей он аккуратно поместил свернутый носовой платок. Вероятно, эта молодежь, как и многие остальные японские дворяне, оказалась в весьма стесненных обстоятельствах в силу изменений, явившихся результатом отказа от феодальной системы. Таким образом, он заказал себе придворный костюм с расчетом навырост. Жалкое зрелище представляли утонченные мужчины в нашем убогом европейском одеянии. Но самое печальное заключается в том, что национальное платье этого народа выглядит гораздо изящнее, а также придает настоящую сановность его владельцу. Всякий обладающий художественным вкусом человек испытал бы великое сожаление по поводу происходивших в Стране восходящего солнца перемен, ведь императорский двор тем самым опустился до такого уровня, которым мы можем с полным на то основанием назвать вырождением национального платья.

В эти праздничные дни я наблюдал на улицах за несколькими сказителями, один из которых явно пользовался особой популярностью. Остановившись на какое-то время, чтобы понаблюдать за ним и его слушателями, я предпринял попытку вникнуть в суть его повествования; но тут все зеваки обратили взоры на меня, и раздался громкий смех. Было совершенно ясно, что сказитель адресовал мне свои язвительные замечания, и я послужил поводом для большого веселья толпы. «Там, где невежество признается благом, там глупцы воспринимаются мудрецами». Дальше на пути мне попались акробаты, которые бесспорно выглядели людьми очень ловкими, а жонглеры демонстрировали высочайшее мастерство, они выделывали на веревках головокружительные фокусы, детям предназначалось развлечение в виде ящика, называвшегося раёк.

Утро в тот день было холодное, зато ясное; впрочем, позже солнце нагрело воздух, и окружающий мир стал казаться все более радостным. На всех домах вывесили по два или три белых флага с красным кругом в центре, и народ в праздничном одеянии высыпал на улицы. Многие местные жители отправились в великолепный храм Асакуса с его широкими красными воротами, многочисленными алтарями, огромным ящиком для сбора пожертвований, чанами для очищений, странного вида башней и величественной пагодой. Я присоединился к людскому потоку и с вершины пагоды насладился прекрасным видом Токио. Под нами раскинулось безжизненное пространство, возникшее после пожара, уничтожившего пять тысяч домов всего лишь две ночи тому назад. Сохранились одни только огнестойкие хранилища; а на горизонте вырисовывался безупречный конус горделивой Фудзиямы. Жрецы, как казалось, бормотали свои заклинания, мальчишки били в огромные барабаны, в центре здания сверкали огни, курился ладан, а мелкие монеты горстями летели в священную нишу, тогда как всю территорию храма заставили лотками с безделушками, печатными изданиями, конфетами и игрушками самого разного вида для продажи. Я решил посетить один из алтарей величественного храма Асакуса, где один за другим прихожане берутся за веревку, привязанную к гонгу, и с ее помощью извлекают из гонга протяжный звон, который, как предполагается, привлекает внимание бога к молитве, обращаемой к нему. Основная масса народа остается за пределами алтаря и там возносит свою молитву, но один босой мужчина простирается внутри храма и остается там в неподвижности на протяжении нескольких минут, прижав колени, ладони и лоб к полу. На улицах затевают массовую игру с перекидыванием волана ракетками, и всей семьей отцы, матери, сестры и братья перекидывают эти воланы друг другу, пока кто-то из них не промахнется ракеткой и не уронит снаряд на землю. Тогда все устремляются к проигравшему родственнику, чтобы хлопнуть его ракеткой в знак наказания. Любимой забавой у детей считается игра в мяч, а вот воздушного змея запускают все: и мал и стар. Этих змеев часто изготавливают в форме птиц; но самыми забавными считаются те змеи, что в полете издают шипящий звук. Эти гудящие бумажные змеи всегда внутри полые, и весьма часто им придают цилиндрическую форму.