Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга

Нет, я не издеваюсь! Я искренне снимаю шляпу пе­ред этими отважными людьми; я уверен, что В. Баренц, умерший от цинги где-то возле северной оконечности Северной Земли и похороненный в ее каменистом грун­те, на сто рядов заслужил бессмертие; что море назва­но его именем вполне обоснованно.

...Только вот плавали по этому морю уже лет за пятьсот до Баренца (следы пребывания новгородцев на Груманте и Новой Земле датируются XI веком), а от цинги не умирали потому, что умели пить хвойный от­вар и есть сырое мясо и сало. И вообще, не видели в этих путешествиях никакой героики, потому что совер­шали их регулярно, из поколения в поколение, и с чис­то коммерческими целями. Ну дикари, что с них возь­мешь...

Поморы не были ни «русскими эскимосами», ни «русскими полинезийцами». Это были скорее уж рус­ские европейцы, и вели образ жизни, очень напоминав­ший образ жизни норвежцев — то же сочетание сельско­го хозяйства, в котором основную роль играло скотовод­ство, и мореплавания, рыболовства, добычи морского зверя. А кочи были океанскими судами — с килем, па­лубой, фальшбортом, двумя мачтами с системой пару­сов. Эти суда могли выходить в открытый океан и находиться там недели и месяцы; они полностью отвечали всем требованиям, которые предъявлялись в Европе к океанскому кораблю.

Размеры? От 14 метров от кормы до носа и вплоть до 22—23 метров. Размерами кочи были ничуть не меньше каравелл, на которых Колумб открывал Амери­ку и на которых плавали по Средиземному морю вплоть до второй половины XVIII века.

Впрочем, гораздо больше похож коч на суда Север­ной Европы — те суденышки, которые строились в Швеции, Норвегии, Шотландии, Англии. По классифи­кации, разработанной в Лондоне страховым агентством Ллойда, коч — это «северная каракка», ничем не хуже других разновидностей.

Кочи должны были ходить все-таки в северных мо­рях, где много льдов. Их корпус поэтому был устроен своеобразно — обводы судна в поперечном разрезе на­поминали бочку. Форма изгиба рассчитывалась так, что если судно затирали льды, то эти же льды, стискивая борта судна, приподнимали его и становились уже не опасны.

Таким образом были рассчитаны обводы полярного судна «Фрам» («Вперед»), построенного по проекту Фритьофа Нансена. И расчет оправдался! Когда «Фрам» затерли льды, его корпус поднялся почти на полтора метра, и лед не смог раздавить корпус судна.

Таких кораблей на Русском Севере в XVII веке дей­ствовало одновременно несколько сотен! До тех пор, пока Петр во время своей поездки на север не обнару­жил «ужасную» вещь: дикари из Холмогор делали «не­правильные» обводы судна! Не такие, как в Голландии! Правда, эти «неправильные» обводы корабелы делали вовсе не по невежеству, а потому, что строили кораб­ли, приспособленные к плаваниям по ледовитым морям. Голландский-то флот даже в Балтийское море почти не плавал и севернее Эдинбурга не забирался. Да, гол­ландские корабли ходили быстрее — но они никогда не смогли бы плавать в таких широтах и в такой ледовой обстановке, как корабли поморов.

Указ Петра повелевал поломать все «неправильные» корабли и построить на их месте «правильные», с таки­ми же обводами корпуса, как в Голландии. Этот указ привел к катастрофическим последствиям: несколько сотен прекрасных кораблей поломали, строить такие же запретили.

Из сырого леса, наскоро, стали строить другие, «правильные» корабли — но когда их построили, море­ходными качествами прежних они вовсе и не обладали. Россия, русское Поморье, навсегда потеряла свой при­оритет в северных морях; свое «ноу-хау», позволявшее ей очень уверенно конкурировать с любыми иноземца­ми, осваивать Субарктику и даже Арктику.

Разумеется, мореходный опыт Русского Севера, опыт жизни на берегу моря, никак не был использован в Петербурге. Как и опыт Каспийского флота, кораб­лей, которые должны были ходить по Волге и по Кас­пийскому морю. Каспийские бусы строили в нескольких местах по Волге и по Оке, и был бус огромным суд­ном с водоизмещением до 2 тысяч тонн и длиной по палубе до 60 метров. Для сравнения — галеоны, на ко­торых вывозились богатства Америки в Испанию, имели водоизмещение от 800 до 1800 тонн; лишь немногие из них достигали размеров каспийского буса. Водоизме­щение большинства торговых кораблей Голландии и Англии, том числе ходивших в Индию, в Америку, на остров Ява, не превышало 300—500 тонн. На этом фо­не даже коч, поморская лодия водоизмещением до 500 тонн, весьма мало отличался от европейских кораблей по размерам, а каспийский бус их значительно больше.

Указы Петра уничтожили строительство этих кораб­лей, и спустя 50, 100 лет пришлось заводить флот на Каспии, на Черном море, что называется, на голом месте.

Опыт россиян-мореходов, умевших плавать по мо­рям, жить на берегу моря, зачеркивался Петром. Строи­ли Петербург, составили большинство его жителей вы­ходцы из самых что ни на есть сухопутных губерний. Моряками становились на 99% случайно, и в 90% слу­чаев — без особой охоты. При Петре и после Петра по­следовательно считалось — до Петра никакого опыта мореплавания не было! Все приходилось заимствовать! В качестве доказательства неприспособленности к мо­рю русских до Петра приводят иногда любопытный факт: долгое время в Петербурге и на флоте не исполь­зовали русское слово «берег» для обозначения берега моря. Этому служило голландское слово «кюст».

Что ж! Пример и правда доказывает, что флот строили и новые земли заселяли люди, не видавшие мо­ря. Это факт. Но интересно, как называли берег моря поморы из Холмогор? Русские моряки из Астрахани? И наконец, русские из Ижоры и Канцов? Они что, тоже использовали голландские слова для названия берега моря?

Впрочем, для Петербурга заполошный характер и самодурство Петра сыграли положительную роль. Как гласит поговорка, не было бы счастья, да несчастье помогло. Попав на берег моря, сухопутные жители испы­тали сильнейший психологический шок. И все, о чем так хорошо писал В.Н. Топоров, сказалось гораздо сильнее, чем сработало бы на людей подготовленных.

Петербург находится на крайней северной гра­нице собственно России. Конечно, не в буквальном смысле: русские люди жили и севернее — например, в Архангельске, почти на 65-й параллели, добирались и до Пустозерска, то есть до Полярного круга.

Но и в устье Невы кончалась Россия. Русская равни­на, на которой можно было вести привычный образ жизни и кормиться традиционным хозяйством, достигала берега Балтики. Не случайно же русские освоили бал­тийское побережье еще в IX—X веках, во времена Нов­города Великого. Но Карелия так и оставалась совер­шенно не заселена русскими — что в X веке, что в XVII.