Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана

Александр Эксквемелин приводит описание пиратского обеда в не самый голодный день: «Около десяти часов утра повар поставил котел на огонь, чтобы сварить солонину в пресной воде или, если ее не будет, в морской. Одновременно в другом котле кипело просо, пока не станет густым, точно вареный рис; он взял жир из котла с мясом, чтобы положить в просо, после чего разлил всё по мискам. Собралась команда, по семь человек на миску. Обычно на флибустьерских судах едят дважды в день, когда имеется достаточно провианта, если же нет, то всего один. Перед едой читают молитвы: французы-католики — кантику Захарии, Magnificat и Miserere; англичане-реформаты — главу из Библии и Нового Завета и псалмы». Эксквемелин также уточняет, что «капитан корабля обязан есть ту же пищу, что и вся команда, до юнги включительно. Если команда желает уважить своего капитана, то ему готовят какое-либо особое блюдо, а подают его непосредственно капитану на общий стол».

Это было еще одно проявление демократичности флибустьеров, выгодно отличавшее их в глазах современников от моряков регулярного военного или торгового флота, где социальное неравенство бросалось в глаза. В то время как простые матросы должны были, страдая от цинги, грызть сухари и жевать опостылевшую солонину, привилегированные пассажиры могли даже позволить себе огород на борту — и горе было тому матросу, который украдет хоть листик салата!

«У нас был большой запас репы, портулака, [40] Портулак — растение с терпким, освежающим вкусом, богатое витамином С. Его можно употреблять в пищу в свежем, отварном, ма ринованном, соленом, консервированном виде — в пряных гарнирах, соусах, майонезах, витаминных салатах. Листья и стебли используют при лечении глазных болезней, при заболеваниях почек, печени, мо чевого пузыря, как глистогонное средство. кресс-салата и маринованных огурчиков, а еще два ящика с цикорием, которые денно и нощно охранял часовой, чтобы там не пошуровали крысы или матросы, — вспоминает отец Лаба о своем путешествии на Антильские острова. — Когда мы съели содержимое одного из ящиков, то посеяли в нем салат-латук и редис, который успел вырасти и был съеден еще до нашего прибытия на Мартинику. Таким образом, у нас всегда была зелень, что немаловажно во время длительных путешествий».

Обеды в пассажирском салоне тоже отличались от матросских трапез: «Нас было двенадцать человек за столом, чистым и прекрасно сервированным. В первый же день нам указали наши места и просили не менять их, дабы слуги приносили нам наши салфетки, которые переменяли дважды в неделю. На завтрак обычно подавали окорок или паштет с рагу или фрикасе, масло и сыр, хорошее вино и свежий хлеб утром и вечером… Обедали после того, как лоцманы отмечали высоту, то есть измеряли высоту солнца в полдень (чтобы занести в свои морские карты). Обед состоял из густого супа на курином бульоне, говяжьей грудинки, свежей баранины или телятины с фрикасе из кур или чего-нибудь еще. Когда три этих блюда уносили, на их место ставили жаркое, два рагу и два салата; на десерт у нас были сыр, фруктовые пюре, свежие фрукты, каштаны и варенья. Ужин был похож на обед: суп с курицей, два жарких, два рагу два салата и десерт, поскольку спиртного у нас было вдоволь, его не экономили. У капитана было два ящика по 24 бутылки в каждом».

Остается предположить, что бравый священник не был подвержен морской болезни, от которой обычно страдали сухопутные пассажиры, пересекавшие Атлантический океан.

Но вернемся к флибустьерам.

Моряки, надолго уходившие в море, жестоко страдали от цинги — так называемого морского скорбута, причинами которого были недостаток в организме витамина С и калийных солей, дурная пища, плохие гигиенические условия (испорченная питьевая вода, проживание в сырых и тесных помещениях) и чрезмерные физические нагрузки. На первых стадиях цинга проявлялась в виде усталости, слабости, стеснения в груди, учащенного сердцебиения, к которым вскоре присоединялись тянущие боли в крестце и ногах. Люди становились зябкими, сонливыми и апатичными, неохотно покидали постель; возможно, в этом и кроется причина «нежелания работать», отмеченного Дампи-ром у флибустьеров. Так длилось от нескольких дней до двух недель, после чего проявлялись более наглядные симптомы: поражение десен и самопроизвольные кровоизлияния. Десны синели, припухали, становились рыхлыми и начинали кровоточить, на них образовывались язвы, зубы расшатывались и выпадали; изо рта шел неприятный запах и текла слюна. У человека вдруг начинала идти кровь из носа; лицо принимало землистый оттенок, кожа становилась бледной, сухой и вялой, он таял на глазах. Кровотечения возникали и во внутренних органах — желудке, кишечнике, почках, легких; на ногах появлялись темно-красные пятна, а на руках и теле — твердые болезненные желваки величиной с орех; в этих местах кожа принимала синий, зеленый, желтый цвет. Иногда омертвевшая кожа отшелушивалась и взгляду открывались цинготные язвы, которые могли не заживать годами. Цинга убивала исподволь, медленно и мучительно, хотя бывала и быстротечная форма — так называемая молниеносная пурпура.

Для предохранения от цинги использовали рубленые овощи и зелень с острой приправой: маринованное, копченое и соленое мясо перемешивали со всей зеленью, какую только можно было запасти, включая дикорастущую, сдабривали всё это луком, растительным маслом, солью, уксусом, перцем, горчичным порошком и ели. Бывало, цинготным больным с выпавшими зубами и кровоточащими деснами уже нечем было пережевывать пищу. Чтобы три четверти экипажа не умерли по этой причине с голоду, в Х\Л1 веке норвежские коки придумали новое блюдо — лабскаус («легкоглотаемое»): мелко нарубленную вареную солонину перемешивали с перемолотыми солеными селедками и посыпали эту кашицу перцем. Со временем в это блюдо стали добавлять лук, соленые огурцы и картофель.

Гораздо больше, чем от голода, на кораблях страдали от жажды. Пополнить запасы пресной воды можно было далеко не в каждом порту. В 1691 году капитан Курсик, баскский корсар на службе у Людовика XIV, крейсировал у берегов Португалии. Вода и съестные припасы почти закончились, корабль направлялся в Сен-Жан-де-Люз для пополнения запасов, но тут разразилась буря, нарушившая все планы. Корабль оказался у мыса Артигуэсо, где находился большой испанский поселок Барриос. На судне оставался только коньяк, следовало любой ценой раздобыть воды и сухарей. Курсик отправил приветствие чиновникам-алькальдам Барриоса и «дал слово баска, что поднимет якорь и уйдет, не причинив никакого вреда», если ему позволят взять на борт несколько бочонков воды. Ему учтиво ответили, что он может прислать шлюпки и забрать нужное количество воды для экипажа. Однако шлюпку с двадцатью матросами встретили огнем из мушкетов. Курсик разгневался и отправил к берегу уже две шлюпки с восемью десятками моряков, прикрывая их огнем из пушек, потом построил своих людей в боевой порядок и повел на штурм укреплений, приказывая стрелять только наверняка. Во время боя 80 испанцев были убиты наповал, три десятка ранены (по большей части кинжалами), а 40 взяты в плен. Курсик уже собирался разграбить и сжечь поселок, но тут ему навстречу вышел местный кюре с распятием в руках, а плачущие женщины и дети на коленях умоляли их пощадить. Корсар заключил договор с кюре и местными выборными, которые обещали, что, несмотря на запрет испанского короля оказывать помощь французам, он всегда найдет в бухте Барриоса всё, что потребуется ему и его экипажу.