Бенджамин Харшав - Язык в революционное время

Итак, базовый язык — это «кровь» всей разветвленной сети социальных и культурных систем, составляющих живую нацию: правила этих систем формулируются на базовом языке и перестают существовать, если он исчезает; базовым языком пользуется все общество, через него можно легко перемещаться из одной системы в другую. Различные системы взаимосвязаны и независимы двояко:

а) В социальной сети, где различные системы существуют бок о бок, образуют иерархии, поддерживают друг друга, влияют друг на друга и конкурируют. Например, театр связан с литературой, зависит от культурного и идеологического уровня публики, поддерживается фондами министерства просвещения, нуждается в переводчиках, находится в определенных отношениях с театром других стран и т. д. — и для каждого перечисленного случая существует собственная автономная система. Все эти системы допускают изменения и находятся в зависимости друг от друга.

б) В персональном соединении в сознании каждого человека, когда всевозможные проявления нескольких разнородных систем пересекаются в его жизни и в его сознании. Каждый индивид является участником в одних системах и потребителем в других: он читает какую-то газету, работает в школе, водит машину, ходит в театр, нарушает закон, голосует за определенную партию, смотрит телевизор и т. д. У каждого свое соединение, его собственная комбинация систем (или частей систем), отобранных из общей сети и меняющихся на протяжении жизни.

Взаимозависимость между базовым языком общества и языком конкретных индивидов строится на взаимовыгодных отношениях между социальной сетью культурных систем и личными соединениями многих индивидов. Более того, базовый язык в обоих случаях служит сосудом для поглощения аспектов других культур и построения новых вторичных форм языка — от мировой литературы до электроники, — которые общество или группа индивидов желают усвоить или которые их интересуют.

Личным примером возможности реализации иврита как базового языка индивида стал Бен-Иегуда в воспитании своих детей. Но в реальности он не имел большого успеха, поскольку сопутствующего иврита как базового языка общества не существовало. Необходимость связи между двумя видами базового языка понимал один из первых учителей иврита Давид Юделевич (1863–1943). В своем обращении к собранию восьми учителей иврита в Палестине, проводившемуся в первом сионистском поселении Ришон ле-Цион в 1892 г., он сказал:

Идея, которая возникает сейчас в Доме Израилевом и укореняется в сердцах многих из наших людей, идея возродить древнееврейский язык и сделать его разговорным языком, должна быть подвергнута более тщательному осмыслению. Сейчас у народа Израилева нет ивритоязычных судов, общественных или правительственных центров, рынка или биржи, нет страны и нет такого места на земле, на которое мы могли бы указать: здесь мы будем использовать этот язык, и развивать его, и упорно продолжать говорить на иврите, пока не привыкнем к нему и он не станет в наших устах разговорным языком. Ничего этого у нас нет, и нет у нас места, где мы могли бы говорить на своем языке о повседневных делах. Только один уголок, одно местечко осталось у нас, где есть надежда, и все наше упование на то, что язык поднимется оттуда и на нем будут говорить сыны и дочери Израилевы, а они потом принесут его на рыночную площадь, в торговлю, в общественные центры, во все сферы жизни, и это место — школа.

Иврит как базовый язык общества начал создаваться, хотя бы в принципе и на отдельных островках, только во время Второй алии (особенно между 1906 и 1913 г.) и стал системообразующей структурой ишува по всей стране начиная с Третьей алии (1919–1923) как часть всесторонней идеологической и институциональной системы, развернутой в подмандатной Палестине. Без возрождения иврита в этом смысле, в качестве базового языка сильно разветвленного общества, включающего многие области жизни и цивилизации, ишув не стал бы национальной целостностью и Государство Израиль не смогло бы существовать, а использование этого языка осталось бы такой же диковиной, как использование эсперанто. Никакие лексические нововведения не были бы эффективны без социальной и семиотической системы, в которой новообразованные лексемы могли бы использоваться. Если в иврите было мало названий цветов, то изобретения или поисков недостающих терминов в старых источниках было недостаточно: они прижились, только когда учителя ботаники стали побуждать школьников лучше узнавать природу и различать разные виды цветов; и наоборот — такие различия можно было усвоить только в том случае, если названия уже существовали. Другими словами, социальный процесс расширения семиотического поля шел рука об руку с лингвистическим процессом расширения соответствующего поля языка. Именно этот замкнутый круг делал прорыв в возрождении иврита настолько трудным. И его нельзя было осуществить в какой-то одной конкретной сфере: изучение названий цветов требовало образования сети ивритоязычных школ и молодежных движений, составления учебников, наличия издателей и распространителей книг, культа природы, возникновения еврейских деревень — а все это вовлекало новые разнообразные социальные и культурные системы. Таким образом, целую сложную сеть социальных систем и подсистем следовало создать и задействовать одновременно, параллельно с возрождением языка. Это было достигнуто благодаря целенаправленному идеологическому усилию по созданию всесторонне развитой нации на новом континенте — сразу и целиком. Поэтому ревитализация разговорного языка не была постепенным процессом, а возникла внезапно, как Афина из головы Зевса. И когда разветвленная сеть была раз и навсегда установлена, заполнение ее новыми словами или добавление принципиально новых сфер становились менее сложными задачами.

В целом ревитализация языка иврит не была просто возрождением правильного произношения или слов, «которые уже можно сказать на иврите». Речь шла о возрождении не только языка иврит, но и ивритоязычной культуры и ивритоязычного общества. Более того, этот процесс кругообразен: возрождение культуры на иврите и идеологизированного общества породило возрождение языка, а возрождение языка, в свою очередь, стимулировало рост культуры и развитие нового общества. Другими словами, не только иврит был сформирован молодым ишувом, но иврит сформировал и сам ишув. Отношения между структурой и ее продуктом оказались двунаправленными. И эта двунаправленность была столь удачной, что для большинства жителей Израиля иврит сейчас стал таким же само собой разумеющимся и очевидным фактом, как почва под ногами.