Бенджамин Харшав - Язык в революционное время

Все это казалось им бесспорной истиной, лишенной внутренних противоречий, хотя теоретически противоречий было множество. Ведь в ходе всего этого процесса брожения присутствовало отражение растущих сил и острое ощущение бесславного конца диаспоры. Литература этого периода была не просто порождением этого брожения, она также была конструктивным и консолидирующим фактором, поддерживающим и сильным. Это изобилие духовной жизни нашло свое выражение на обоих языках — иврите и идише, — превратившихся в тот период из «святого языка» и «жаргона» соответственно в языки народа, национальный и популярный, языки духовной жизни индивида. Сам конфликт между языками отражал и одновременно влиял на новое отношение к языку, к его позитивной и духовной ценности. Из узкого, утилитарного отношения — как к языку «респонсов», «таргума», языку «обмена» между единоверцами — оно превратилось в отношение к языку как средству национального существования, консолидирующей культурной ценности. Язык сам по себе обрел определенную ценность в сознании человека — именно из-за этого соперничества за «национальный лингвистический приоритет» оба языка обладали определенным воздействием на индивида. Целое поколение находилось под влиянием обоих языков и борьбы между ними. В этой борьбе народа за язык и языка за народ коренится фанатизм авангарда самореализации — группы Й. Х. Бренера Ха-Меорер, рабочих диаспоры в их отношении к идишу и рабочих, заложивших фундамент возрождения иврита в Эрец Исраэль. Писатели — хотя они не единственные, кто был рупором партий, — сильно влияли на умы и души масс людей, и в той степени, в которой они верно отражали жизнь, они говорили от имени партий.

Мы не можем говорить о духовном мире Второй алии, не упомянув об особом влиянии Библии, которая была актуальным и существенным фактором в сознании предшествующих иммигрантов в Эрец Исраэль. Библия влияла на все поколения не только благодаря своей религиозной ценности и содержанию; напротив, религия питалась от нее, а влияние Библии было гораздо больше, чем влияние религии. Библия — это духовное отражение жизни земледельцев и воинов, образ сражающегося народа, трудящегося народа, народа «мира дольнего». Земля, ее завоевание и жизнь на земле, развитие еврея как личности, объединение племен, первобытное отношение к Вселенной, природе, любви и смерти, мудрость жизни, ее поэзия и печаль, социальные и национальные войны — все это отражено в Библии с гениальностью и назидательной ценностью, свойственной художественной простоте. Под влиянием Библии кристаллизовался духовный мир еврейского ребенка. Тысячелетиями евреи усваивали древнееврейский миф с помощью библейских фигур. Любая другая религия прилагает все усилия, чтобы превратить своих персонажей, героев и духовных гигантов в наивных, безупречных святых. Любой персонаж становится абстрактным — или только хорошим, или только плохим. Но герои Библии — это люди из плоти и крови, они переживают взлеты и падения, у них множество грехов, они могут проявить и слабость и отвагу, как любой смертный. Благодаря своему реализму и своей эмоциональности эта книга воспитывала и оказывала влияние не в меньшей (а может быть, и в большей) степени, чем благодаря вызываемым ею религиозным чувствам.

Эрец Исраэль живет в памяти евреев как родина, и эта память зафиксирована в Библии. За все поколения не было создано другой Библии, потому что у еврейского народа не было другой родины. Только на этой земле мы жили независимо, отсюда черпала силу наша культура, и ни в одной другой стране мы не вели себя так достойно.

Влияние Библии на Вторую алию состояло в материальной связи со всей страной, укреплении нитей, связывавших иммигранта с каждой пядью земли благодаря ассоциациям, заложенным с детства (Иерусалим, Иудея, Самария, Галилея, Иордан, горы и долины). Библия служила своего рода свидетельством о рождении, она помогала разрушить барьер между человеком и землей, питала «чувство родины». Это ощущение «своего» пробуждало в человеке силы пустить корни и удержаться на этой земле, чьи климат, природа и ландшафты так далеки от земли его детства. Все это выразилось в тесном и отважном контакте с книгой, и возник феномен, столь нехарактерный для среды рабочего класса, — Библия была в комнате почти у каждого рабочего.

В те дни брожения и непрестанных вопросов, когда жизнь была такой сложной, а существование ивритского человека и ивритского общества оставалось под сомнением, проявилась великая сила нашей литературы, сопутствовавшей жизни и обогащавшей ее. Чем слабее была политическая и экономическая консолидация еврейской жизни, тем сильнее видна была консолидирующая сила культурной и духовной жизни.

Для масс людей, лишенных корней, своей земли и родины, консолидирующих жизненных ценностей, художественное и литературное отражение их желаний служило серьезной и мощной объединяющей силой. Бялика читали не только сионисты. Бундовец, владевший ивритом, вполне мог тайно прочитать новое стихотворение Бялика. Все мы, члены различных конкурирующих партий, читали это стихотворение на иврите; многие знали его наизусть; для всех нас его появление было важным событием. И любой образованный читатель ивритской литературы был знаком с идишским творчеством Переца, Шолом-Алейхема или Номберга, и вся эта разнообразная, расчлененная на фракции интеллигенция разделяла удовольствие от литературного произведения. Все были «за» или «против», но никто не оставался в стороне. Некоторые были «за» Бялика, другие — «за» Переца, но оба эти писателя отражали брожение периода, потому что у обоих мы слышали голос трагических противоречий измученной еврейской души. Все они пришли из одного и того же мира, основы которого были обречены на смерть, и искали правду об этом брожении и разрушении, боролись за новый образ жизни и переосмысление всех идеалов, потому что в ходе разрушения и брожения еврейской жизни освобождалось множество созидательных сил. Массы молодых людей были вырваны из своего мира, оторваны от прошлого, начинали искать новые жизненные рычаги, но для их поисков не было основы, и они оставались без родины и не видели выхода; ивритская и идишская литература — обе они родились в этой ситуации, обе стали результатом беспомощности и трагического конца диаспоры, обе поднимали одни и те же проблемы в пределах своих выразительных возможностей.

Влияние ивритской и идишской литературы на жизнь Второй алии было чрезвычайно ценным; они накладывали свой отпечаток на читателя, на формирование человеческого типа, и нет лучшего инструмента для обучения нынешних иммигрантов, чем искусство того периода. Поэтому мы время от времени обращаемся к классикам того времени и их произведениям: к Менделе Мойхер-Сфориму, Бердичевскому, Перецу, Бренеру — всем, чье искусство обладало революционной силой в нашей жизни и кто отражал ее проблематику как собственный жизненный опыт.