Александр Михайлов - Языки культуры

Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10-ти т. М.: Наука, 1949, т. 7, с. 215.

См.: Морозов А. А. Судьбы русского классицизма // Рус. лит., 1974, № 1, с. 11, 27.

У Ломоносова отношения «твари» и «творца» рационалистически определены; они разведены в свои стороны, и им уже не встретиться ненароком в самой жизни; так не встретиться человеку с богом — их отношение и есть противостояние. Невозможно выводить «барочность» Ломоносова из его пристрастия к титульной гравюре с барочной эмблематикой; известно, что такая гравюра преспокойно дожила до конца XVIII в. прежде всего именно в ученых изданиях.

Программные журналы немецкой классики («Пропилеи» Гёте) и немец-^ кого романтизма («Атеней» А. В. и Ф. Шлегелей) выходили в одни и те же годы — 1798–1800.

Ауэрбах Э. Мимесис. М.: Прогресс, 1976, с. 472–473.

Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского (1929). М.: Сов. писатель, 1963,1972.

Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского (1929). М.: Сов. писатель, 1963,1972

Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975.

Утрата стиля становится далеко не отвлеченной опасностью для прозы XIX–XX вв., если только бесстильность вообще не принимается писателем в^ качестве программы.

См. комментарий в кн.: Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч. JL: Наука, 1973, т. 7, с. 343.

Достоевский Ф. Г. Полн. собр. соч., 1975, т. 13, с. 113.

Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики, с. 140.

См. некоторые анализы его стиля в кн.: Теория литературных стилей: Типология стилевого развития XIX века. М.: Наука, 1977, с. 436–464.

Глубоко родственно использование такой цитаты в произведениях А. П. Чехова.

Meyer H. Das Zitat'n der Erzдhlkunst. 2. Aufl. Stuttgart, 1967, S. 156.

Ср. ту многообразную роль, которая поручена в ряде произведений Достоевского квазилитературной цитате: «Ohй, Lambert! Oщ est Lambert? As-tu vu

Lambert?» Наконец, в «Подростке» цитатный «Ламбер», услышанный как слово и голос из общества, реализуется в лице настоящего Ламберта.

Цит. по: Гусев H. H. JI. Н. Толстой: Материалы к биографии с 1881 по 1885 год. М.: Наука, 1970, с. 227.

Аристотель и античная литература. М., 1978, с. 121.

Das sog. Religionsgesprдch am Hof der Sasaniden / Hrsg. von E. Bratke // Texte und Untersuchungen zur Geschichte der altchristlichen Literatur. Leipzig, 1899, N. F., Bd. 4, H. 3, S. 11–19.

Kantl. Kritik der Urteilskraft / Hrsg. von R. Schmidt. Leipzig, 1956, S. 100.

И. Я. Бодмер в 1740 г. писал, что поэт «не заботится об истинном для разума; коль скоро все дело для него — в том, чтобы одержала победу фантазия, то ему довольно и вероятного» и произведение истинно, если «истинны чувства и фантазия», поскольку оно основывается «на их свидетельстве» (Bodmer J. J. Critische Abhandlung von dem Wunderbaren in der Poesie. Stuttgart, 1966, S. 47). Тут ново — не различение истинного и вероятного, и даже не отнесение их к совершенно разным сферам, а следовательно, разграничение поэзии, с одной стороны, науки, морали, философии, с другой. Как только поэтическое слово утрачивает связь с истиной как таковой, оно теряет и свое свойство пребывать «между» истиной и ложью в прочном положении! — и должно искать себе места. Не проходит и столетия, как эта ситуация проявляется со всеми своими близкими и более далекими перспективами, обрисованными Гегелем: поэзия (вообще искусство) не удовлетворяется «своим», а претендует на все — на все человеческое вообще. В этой ситуации поэзия находится вне знания, морали, философии, религии, тогда как еще совсем недавно она была прочно сопряжена с ними и — вместе со словом — занимала среди них, в единстве с ними, твердое положение. Однако разъединение поэзии и науки как разных сфер (которые после этого могут и стремиться друг к другу и соединяться) лишь относительно ново, коль скоро оно было намечено с самых давних времен, и еще более существенно ново отнесение поэзии к сфере «чувства и фантазии», осмысление которых в XVIII–XIX вв. совершает стремительную эволюцию; в частности, фантазия, теряя связь (или почти теряя ее) с греческой «фантасией», становится способностью воображения, всецело укорененной в индивидуальной личности с ее все более неуловимой психологией.

Kaiser G. Goethes Faust und die Bibel // Deutsche Vierteljahrsschrift fьr Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte, 1984, Bd. 58, S. 392.

Kruft H. W. Goethe und die Architektur// Pantheon, 1982, Bd. 40, S. 285.

Goethe. Berliner Ausgabe. Berlin, Weimar, 1974, Bd. 20, S. 273.

De la Motte Fouquй Caroline. Geschichte der Moden, vom Jahre 1785–1829 // Jahrbuch der Jean-Paul-Gesellschaft. Mьnchen, 1977, Bd. 12, S. 33.

Вигель Ф. Ф. Записки, ч. 2. М., 1891–1892, с. 39–41.

Forster G. Fragment eines Briefes an einen deutschen Schrifsteller… // Schiller und sein Kreis in der Kritik seiner Zeit. Berlin, 1957, S. 66.

Schlegel A. W. Kritische Schriften und Briefe / Hrsg. von E. Lцhner. Stuttgart, 1963, Bd. II, S. 22.

KantJ. Kritik der Urteilskraft / Hrsg. von R. Schmidt. Leipzig, 1956, S. 100 (= А 53 Anm.). Высказывание Канта может показаться частным, но на самом деле входит в систему присущих всей эпохе взглядов и отражает самые основные их логические предпосылки. Об этом пишет историк философии С. Дицш (ГДР): «Вплоть до XVIII столетия включительно господствующее представление о смысле, ценности и сущности истории — таково, что из нее дблжно выводить актуальные образцы поведения. Девизом такого исторического сознания служит перешедший от античности (от Цицерона) топос: „история — наставница жизни“. Было распространено такое убеждение: „история — это всеобщая кладовая, содержащая истины для всего человеческого рода“ — слова лейпцигского профессора Карла Рената Хаузера (1766)»; вследствие этого, пишет С. Дицш, «основу такого исторического сознания составляли хроники, анналы, содержавшие в себе „истории“, — по преимуществу то были сборники примеров» (Dietzsch S. Geschichtsdenken in der deutschen Aufklдrungsphilosophie… // Gesellschaftslehren der klassischen bьrgerlichen deutschen Philosophie. Berlin, 1483, S. 26). В самых различных отношениях связь образца и конкретно происходящего «сегодня» — вертикальная; это соответствие общего и его частного проявления либо несовершенного воспроизведения; соответствие вечного и временного. Для истории как органического становления, как развития в кругу таких представлений (исторических аксиом) нет места. Но в эту самую эпоху рубежа XVIII–XIX вв. произошел и переворот самых коренных, аксиоматических представлений и было завоевано постижение истории как органического совершения.

См., например: Аверинцев С. С. Риторика как подход к обобщению действительности // Поэтика древнегреческой литературы. М., 1981, с. 15–46. Изучение риторики, которое в XX в. пошло по новым путям, привело к признанию обобщенных и притом внутренне взаимосвязанных уровней «риторического»: риторика не только (узко) «искусство (или наука) слагания речей* (ее школьное определение), но она же и способ оформления всякого слова (высказывания), и, далее, она сопряжена с известным способом постижения слова (речи, высказывания) и есть способ мыслить словом и мыслить само слово. Все это небезразлично для искусствоведения и истории культуры. В XX в. немало усилий приложено для того, чтобы понять, как в разные эпохи (особенно в эпоху Ренессанса, барокко) соотносились мышление словом и творчество художника.