Сергей Аверинцев - Риторика и истоки европейской литературной традиции
- Название:Риторика и истоки европейской литературной традиции
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Школа «Языки русской культуры»
- Год:1996
- Город:Москва
- ISBN:5-88766-001-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сергей Аверинцев - Риторика и истоки европейской литературной традиции краткое содержание
Цикл исследований, представленных в этой книге, посвящен выяснению связей между культурой мысли и культурой слова, между риторической рефлексией и реальностью литературной практики, а в конечном счете между трансформациями европейского рационализма и меняющимся объемом таких простых категорий литературы, как “жанр” и “авторство”. В качестве содержательной альтернативы логико-риторическому подходу, обретшему зрелость в Греции софистов и окончательно исчерпавшему себя в новоевропейском классицизме, рассматривается духовная и словесная культура Библии. Особое внимание уделено роли аристотелевской парадигмы в истории античной, средневековой и новоевропейской культуры.
Риторика и истоки европейской литературной традиции - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
[164]
Rabe ed. 1928, vol. 15.
[165]
Kindlers Literatur-Lexikon, S. 1509.
[166]
Ср.: Kustas 1962, p. 132—169; 2iegier 1941.
[167]
Kustas 1973, p. 20—21.
[168]
Эти натяжки в основном связаны с совершенно безнадежными попытками Кустаса отыскать и у Гермогена, и у Фотия позитивное отношение к отсутствию ясности (о чем шла речь выше, при обсуждении вопроса о соответствии между торжеством гермогеновской доктрины и неоплатонизмом).
[169]
Kustas 1973, р. 25, 35—36, 66, 139—140.
[170]
Photii Bibliotheca. 3ab, cod. 4—6.
[171]
Ibid., 6b, cod. 32.
[172]
Ibid., 67b, cod. 90.
[173]
Ibid., 96ab, cod. 128.
[174]
Это тема заключительной части заметки Фотия о Лукиане.
[175]
Напр., 15b, cod. 56; 94а, cod. 121; 94b, cod. 126; 117b, cod. 171, etc.
[176]
97b—98a, cod. 138.
[177]
Неоплатонический философ V в. Прокл воспринимается через семь веков Николаем Мефонским как живой противник; специальное сочинение Николая посвящено обстоятельному опровержению Прокловых «Основ богословия» (ср.: Podskalsky 1976). Своему еретическому оппоненту Сотириху Пантевгену Николай инкриминирует неоплатонические тенденции и с одобрением цитирует в полемике с ним аристотелевскую критику учения об идеях. Характерно, что богословская позиция Николая (прежде всего в его «Вопросах и ответах») выдает влияние Фотия. См.: ФЭ, т. 4, с. 71—72.
[178]
Характерна резкость, с которой Фотий высказывается о «крайнем нечестии», о «невозможных, недостоверных, дурно измышленных и вздорных бреднях» одного из последних неоплатоников, языческого мистика Дамаския (125Ь— 126а, cod. 181; 96а, 130). И то сказать, византийское тысячелетие, открывшееся борьбой между христианством и неоплатонизмом, завершается явлением Гемиста Плифона, выступившего против христианства во имя того же Платона; а в промежутке наиболее неблагонадежные для православия мыслители, как Иоанн Итал, Михаил Пселл, тот же Сотирих Пантевген — платоники. Православию пришлось анафематствовать ряд концепций платонизма, как-то: учение об идеях, о метемпсихозе и т. п. (см.: Успенский 1893, с. 14—18; Лосев 1930, с. 846—849), но не приходилось специально анафематствовать аристотелизм. «Церковь усвоила себе аристотелевское направление и с конца XI до конца XIV века поражала анафемой тех, кто осмеливался стоять за Платона» (Успенский 1892, с. 346).
[179]
Ср., напр., высказывания Дионисия Галикарнасского: «...когда же Платон безудержно впадает в многословие и стремится выражаться красиво, что нередко с ним случается, его язык становится намного хуже, он утрачивает свою прелесть, эллинскую чистоту и кажется более тяжелым. Понятное он затемняет, и оно становится совершенно непроглядным; мысль он развивает слишком растянуто; когда требуется краткость, он растекается в неуместных описаниях. Для того, чтобы выставить напоказ богатство своего запаса слов, он, презрев общепонятные слова в общеупотребительном смысле, выискивает надуманные, диковинные и устаревшие слова... Ребячливо и неуместно красуется он поэтическими оборотами, придающими его речи крайнюю нудность... Я осуждаю его за то, что он внес в философские сочинения выспренность поэтических украшательств в подражание Горгию, так что философские труды стали напоминать дифирамбы, и притом Платон не скрывает этот недостаток, а признает его...» (Ad Pompaeum. II, 759—760 и 764; пер. О. В. Смыки; см.: Античные риторики, с. 225—226). Поразительно содержательное и вербальное сходство этого пассажа с критикой стиля Евномия у Фотия: в обоих случаях идеал школьной правильности, меры, уместности, соразмерности, а прежде всего — ясности и толковости противопоставлен порицаемому «дифирамбу»: экстатичности, темноте, размытости граней между прозой и поэзией. Вот что мы видим: Фотий, самый значительный, самый характерный и самый влиятельный литературный критик Византии, подхватывает традицию именно этого — так сказать, трезвого — направления античной риторики; он энергично высказывается за чувство меры против безмерности, как это делал в свое время Дионисий Галикарнасский. Сходство усугубляется тем, что последний отстаивал от опасности «дифирамба» философскую прозу; Фотий делает то же самое с богословско-догматической прозой, явлением в жанровой плоскости очень близким. Об этой историко-культурной параллели стоит задуматься.
[180]
Arethae scripta minora, 87v, XXI (Westerink 1, p. 203 2—3). Памфлет Арефы против Льва Хиросфакта был в свое время издан по-гречески и переведен в СССР (Шан-гин 1945, с. 228—249). К сожалению, перевод оставляет желать лучшего (уверенность М. А. Шангина, что он издает текст, до него не издававшийся, также не вполне отвечала реальности. См.: Compemass 1912, S. 295—318. Однако заслуга Шангина, во всяком случае, состояла в том, что он привлек к памфлету Арефы внимание отечественной науки (ср.: История Византии, т. 2, с. 182 и 358—360; Фрейберг, Попова 1978, с. 29).
[181]
Arethae scripta minora, 9Г, XXI (Westerink I, p. 212 22).
[182]
Ibid., 88^, XXI (Westerink I, p. 204 15-' 6, 204 29—205 4).
[183]
Как известно, во времена Крумбахера некий доктор филологии из Бонна вопрошал, как вообще можно заниматься эпохой, в текстах которой предлог από употребляется с винительным падежом!
[184]
Диглоссия (двуязычие), характеризующая литературу и жизнь Византии и перешедшая в Новое время как борьба «кафаревусы» и «димотики», в конечном счете восходит ко временам второй софистики, когда в жизни господствовало койнэ, а в литературе искусственно реставрировался аттический диалект.
[185]
Krumbacher 1897, S. 663.
[186]
Hunger. Op. cit., Bd., S. 452—453.
[187]
Ср.: Ibid., S. 448—449.
[188]
Mango 1975, p. 5—6.
[189]
Amphilochia, 92, PG, 101, 585 А; 111, ibid., 653 D.
[190]
Bibliotheca, 170b, cod. 165 (речь идет о Гимерии).
[191]
Ibid., cod. 172—174. Ср.: Kustas 1973, p. 62.
[192]
Biblioteca, 126a, cod. 181.
[193]
ibid., 126ab, cod. 181.
[194]
Ibid., 156b, cod. 192(A).
[195]
ibid., 156b—157a, cod. 192(A).
[196]
Ibid., 157а, cod. 192(A).
[197]
Ср.: Аверинцев 1979, с. 41—81, особенно с. 61—67.
[198]
Об этом нам приходилось говорить дважды; см.: Аверинцев 1973, с. 98—
106 и наст, изд., с. 347—363.
[199]
См.: Podskalsky 1977.
[200]
ICor., I, 17.
[201]
"Гμνος ’Ακάθιστος, οίκος 9 (Trypanis 1968, S. 36).
[202]
Rabe ed. 1935, p. 80 12~ 16; ibid., p. 394 ,2- u.
[203]
Amphilochia, CIX, PG, 101, col. 697 D.
[204]
Cm.: Hunger. Op. cit., Bd. 1, S. 83—84.
[205]
Ср.: Κονρκούλας 1957.
[206]
См.: Hunger. Op. dt., Bd. 1, S. 85.
[207]
Cm.: Widmann 1936, S. 12—41; 241—286 (вступительная статья, критический текст, перевод и аналитический историко-литературный комментарий с разбором особенностей риторической практики).
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: