Лени Рифеншталь - Мемуары

Хотя речь шла только о ссуде, которая была бы выплачена при первых же доходах от фильма, а предложения со стороны Би-би-си и других компаний уже имелись, все немецкие учреждения мне отказали. Господин фон Опель сожалел, он выражал надежду, что в Министерстве внутренних дел существует интерес к олимпийскому фильму. Но и оттуда пришел отрицательный ответ.

Этого я не могла понять. Для спасения многих художественных и документальных лент среднего качества средства находились, но не для немецкого фильма, который остался единственной в истории спорта кинокартиной, получившей олимпийскую золотую медаль и уже после войны в Голливуде получившей признание в качестве одного из десяти лучших произведений мирового киноискусства.

И на этот раз помощь пришла из-за границы. Дом Джорджа Истмана в Рочестере, отвечая на мою просьбу о спасении оригиналов, заявцл самым великодушным образом о готовности бесплатно изготовить первоклассные DUP-негативы, а также бесплатно предоставить места для хранения нитрооригинал-негативов. Он даже взял на себя транспортные расходы по пересылке материала в США. Оригиналы олимпийских фильмов были спасены. Оригинал-негативы в этом случае оставались моей собственностью — я в любой момент могла взять их из Рочестера. Американские партнеры всего лишь оставили за собой возможность сделать копии моих работ для своего музея.

Этот лучик счастья несколько подбодрил меня. Но новый инцидент еще раз подтвердил, что на моей родине по-прежнему слишком много желающих устроить мне невыносимую жизнь. Молодой человек, старавшийся получить аттестат зрелости в Мюнхенском колледже, которому поручили вести мои письменные дела, с возмущением рассказал мне, что он случайно встретился на территории Баварского телевидения с Луисом Тренкером и еще некоторыми людьми из телевизионной компании. Он спросил Тренкера, не жалеет ли тот, что его бывшая партнерша госпожа Рифеншталь после окончания войны не смогла сделать ни одного фильма. Тренкер, соглашаясь, кивнул и потом сказал: «Да, чрезвычайно жаль, такой большой талант. Но госпожа сама виновата. У нее были хорошие отношения с моим знакомым господином Мозером, снимавшемся в ее фильме „Долина“ в роли искателя воды, а потом она поспособствовала его отправке в концлагерь, где он и умер». Когда молодой человек ошеломленно спросил, почему же госпожа Рифеншталь так поступила, Тренкер ответил: «Он предсказал ей после окончания войны мрачное будущее. Ее, говорят, это так озлобило, что она донесла на него в гестапо».

Этой вопиющей лжи я должна быть благодарна за то, что мое имя вновь попало на страницы немецких СМИ. Только через несколько лет я случайно узнала правду. Во время поездки в Доломиты, когда я показывала будущему сотруднику Хорсту некоторые места съемок фильма «Долины», мы нашли вблизи Вайолетт-башни горную хижину. Когда нам принесли заказ, официантка испытующе посмотрела на меня и спросила:

— Вы фрау Лени Рифеншталь?

Когда я, улыбаясь, подтвердила, она подсела к нам и сказала:

— А я дочь горного проводника Пиаца. Мой отец с помощником Гансом однажды спас вас с восточной стены горы Розенгартен, а я неоднократно наблюдала за съемками «Долины».

И тут я вспомнила про нашего Мозера.

— Вы знали господина Мозера? — спросила я.

— Конечно, — сказала она, — он часто бывал у нас и с восхищением рассказывал о вас.

— А что с ним стало?

— Он умер год или два назад. Отравился грибами.

— А где жил господин Мозер во время войны и некоторое время после?

— В Южном Тироле, — сказала она, — вместе с богатой англичанкой.

— А вы не слышали, что господин Мозер был в концлагере?

Дочь Пиаца посмотрела на меня озадаченно:

— Что за ерунда, кто это говорит?

— Тренкер, — сказала я, — Луис Тренкер утверждает это.

— Вот врун! Господин Мозер не находился в заключении ни единого дня, он всю войну только и делал, что крутил роман со своей англичанкой.

Свидетели этого разговора до сих пор живы, но юридически возбуждать уголовный процесс против Тренкера слишком поздно. К сожалению, не всегда выпадает счастье доказать истину в нужный момент.

Найти работу в Германии я теперь и не надеялась. Имело смысл отправиться за границу. Мысли и желания снова крутились вокруг нуба, всегда ко мне благосклонных и подаривших мне столько счастливых часов. Хотелось, если возможно, всегда жить среди них, и это желание все возрастало. Но то были иллюзии, мечты, действительность же выглядела иначе.

Во время предыдущей поездки в Африку нам здорово повезло: удалось без помех поработать в Судане, несмотря на беспорядки. А вот Бернхард Гржимек, известный исследователь животных, находившийся в этой стране примерно в то же время, умудрился попасть в хартумскую тюрьму по обвинению в шпионаже. И только из-за того, что его самолет, летевший из Кении, должен был совершить вынужденную посадку на летном поле Судана. Я хорошо осознавала степень риска, но меня все же неудержимо тянуло на неспокойный Африканский континент.

Мои друзья пытались меня отговорить от очередной экспедиции, используя всевозможные доводы, обращались к моему разуму. Но думать о том, что я, например, могу заболеть у моих черных друзей, просто не хотелось. Разумеется, в путешествии случиться могло все, и считаться с этим приходилось. Но я рвалась к нуба, даже смерть рядом с ними казалась мне более приемлемой, нежели в большом городе, где мне, особено после смерти матери, жилось крайне одиноко. Я любила этих людей, а наблюдать за их жизнью мне было крайне приятно. Веселый нрав нуба ярко контрастировал с их же бедностью, но поэтому и действовал заразительно. Как хорошо я понимала Альберта Швейцера, теолога, в конце концов решившего стать врачом в тропиках.

Я связалась с моими друзьями нуба через Джуму Абдаллу, масакин-нуба, одного из немногих в этом племени, кто знал английский язык. Он работал учителем в школе в Рейке, где обучал суданских детей.

Сообщив Джуме свой адрес, отправила конверты с марками, и теперь почта приносила от него письма по меньшей мере дважды в месяц. Он писал, что происходило у нуба, о болезнях и смертях, а также о том, что нескольких недавно рожденных девочек назвали Лени.

К Рождеству через семью Вайстроффер я отправила посылку с подарками для нуба — чай, сахар, сладости и для каждого по пестрому платку. Приклеила ради ясности к каждому пакетику фотографию получателя. И позже узнала, что все было доставлено точно по назначению.

И сама я в то Рождество тоже не осталась без подарка. Хельге прислал мне самодельный макет будущего дома, который я запланировала построить в поселении нуба, а также архитектурный проект Нуба-замка, состоящий из шести высоких круглых домов с внутренним двором посередине. Мои мечты начали обретать реальные контуры. Вокруг колодца во дворе замка планировалось посадить цветы и живописные кустарники. Это не было утопией, я действительно надеялась с помощью какого-нибудь спеца по рытью колодцев или лозохода найти грунтовые воды.