Константин Деревянко - Украинка против Украины

Еще один из "кращих", В. Дебогорий-Мокриевич писал: "Помню, в одном из тюремных писем Стефанович описывал ход чигиринской конспирации. Среди чигиринских крестьян были произведены аресты в связи с волнениями на почве распределения земельных участков, которое значительная часть крестьян считала несправедливым. Арестованных привозили в Киев и держали под замком в полицейских участках. Днем им позволялось бродить по всему городу и искать себе работу для пропитания. Стефанович познакомился зимой 1875 года с чигиринцами, находившимися в киевских полицейских участках, под видом крестьянина Херсонской губернии Димитрия Найды, отправлявшегося якобы ходоком к царю. Заручившись их доверием, по истечении некоторого времени он представил им царскую грамоту, в которой повелевалось всем крестьянам соединиться в тайные общества ("Тайные дружины") с целью восстания против панов. note 16 Note16 Этот фальшивый документ был составлен самим Стефановичем и отпечатан в подпольной типографии народников в Киеве . Эти "тайные дружины" должны были организовываться по известному плану, изложенному в другом царском документе — "Уставе Тайной дружины". Согласно "Уставу", всякий, желающий сделаться "дружинником", должен был принести присягу в верности тайне и принимался в члены только за поручительством двух "дружинников". Всякий "дружинник" должен был вносить ежемесячно по 5 копеек в кассу и иметь собственную пику на случай восстания. 25 "дружинников" составляли одно староство и выбирали своего старосту. Староста собирал денежные взносы, приводил к присяге вновь поступающих и т. д. 20 староств составляли атаманство. Атаман избирался старостской радой и был посредником между "Дружиной" и комиссаром. Во главе "Тайных дружин" (которых по всей России должно было быть много, конечно) стоял "Совет комиссаров". Такова в общих чертах была организация, которую Стефанович старался провести среди чигиринских крестьян. Само собой разумеется, что затея эта имела полнейший успех. Крестьяне стали записываться в "Тайную дружину" целыми десятками… В ноябре 1876 г. Стефановичем пущены были в дело "Грамоты" и "Устав", а уже к весне 1877 г. в рядах "Тайной дружины" насчитывались сотни людей. Но этот быстрый количественный успех и явился причиной неудачи. Тайна была очень скоро открыта и среди чигиринцев начались аресты и преследования, окончившиеся арестом самого комиссара Дмитрия Найды, т. е. Якова Стефановича.

— Удивительно смелые мысли! — говорил Осинский о чигиринской конспирации Стефановича. Это дело произвело на него сильное впечатление. Осинскому, слыхавшему лишь о пропаганде социалистических идей, чигиринское дело, построенное на народной вере в царя, представлялось и оригинальным и смелым.

— Удивительно смелые мысли! — восклицал он" (16, 675).

Еще бы не смелые. Оказывается, многие идеи большевиков были впервые придуманы одним из "кращих" молодых украинцев в Киеве для обмана украинских крестьян. А некоторые из них были хорошо известны героям "Бесов" Достоевского.

"Среди киевских анархистов-народников 1870-х годов широко обсуждались методы политических "вспышкопусканий", т. е. масштабных провокаций, способных взбудоражить народ и подвигнуть его к бунтам. Самой выдающейся акцией такого рода стала организация нелегальных народных дружин при помощи подложных "царских грамот", что привело к арестам нескольких десятков крестьян в селах под Чигирином. Подпольщики подбрасывали в редакции газет ложную информацию, расклеивали по городу фальшивые правительственные сообщения и вынашивали планы выдвижения из своей среды самозванного претендента на царский трон. После ареста Стефановича, спровоцировавшего чигиринцев на создание тайных дружин, для его вызволения из Лукьяновской тюрьмы прибыл из Петербурга Валериан Осинский. С освобождением своего кумира он справился блестяще, а заодно, по ходу дела, организовал несколько покушений на представителей царской администрации и таким образом положил начало киевскому политическому террору. Его же группа распускала слух о подпольном "Исполнительном комитете", который якобы начал деятельность с этих кровавых расправ и предупреждал, что его агенты уничтожат каждого, кто встанет на пути революции. Сделана была также подложная печать овальной формы, вверху которой помещалась надпись "Исполнительный комитет", а внизу — "Русской социально-революционной партии". Посередине были вырезаны скрещивающиеся револьвер и кинжал, а между ними еще и топор. На самом деле такой партии не было и комитета — тоже, но нападения и убийства происходили часто, что говорило о том, что революционное движение на юге России, и в первую очередь в Киеве и Одессе, встало на путь террора" (16, 671).

В Киеве существовала коммуна, представлявшая собой кружок анархистов-бакунинцев (братья Дебогорий-Мокриевичи, сестры Брешко-Брешковские, Я. Стефанович и др.). Существенным отличием "Киевской коммуны" 1870-х годов была ее революционность. Существующему общественному порядку "она противопоставляла свое право на террор от имени большинства — угнетенного народа. Естественно, права на убийство никто коммуне не давал, да она и не нуждалась в таком позволении, высокомерно третируя сам народ как "темную массу", которую приходится насильно подталкивать на борьбу за "счастливое будущее" (16, 671). В. Дебогорий-Мокриевич описывал своих революционных друзей, из соображений конспирации называя их по именам: "Тут (в Киеве 1870-х) можно было видеть краснощекого здоровенного Алешку, к которому более чем к кому-либо подошло бы название "доброго молодца". С этим "молодцем" постоянно происходили какие-то экстраординарные случаи: то у него в квартире выстрелит нечаянно револьвер, то выпадет на улице из чехла и публика обходит его, точно прокаженного, глядя с любопытным страхом, как он подбирает свои "террористические" принадлежности. Один раз на Крещатике у него каким-то образом вонзился в ногу его собственный кинжал, висевший сбоку на поясе, и такую глубокую рану сделал, что воротился он домой весь окровавленный" (16, 673). Очевидно, в голове у этого "борца за народное счастье" происходило нечто аналогичное.

"Автор цитируемых мемуаров считал, что хорошо организованные кружки 1870-х гг., как правило, были косны и консервативны и подавляли волю революционера к действию. Лишь в Киеве и Одессе настоящий революционер мог отдохнуть от бесконечной пропагандистской работы, проявить свою смелость в борьбе с царизмом. Поэтому, мол, здесь и зародился революционный терроризм" (16, 674). В Петербурге тоже были сторонники террора, но там они не могли как следует развернуться. Сегодня таких назвали бы "отморозками", а тогда величали иначе, но тоже довольно точно: "Террористов, сторонников физического насилия над представителями власти называли "троглодитами" (16, 674).