Анатолий Иванов - ЦИВИЛИЗАЦИЯ МАДОННЫ

Противоположный пример — Корея. Численный перевес китайцев огромен, их культурное превосходство несомненно, и, тем не менее, корейцы в основе своей остались корейцами. Устойчивое расовое ядро пересилило оба фактора Брока, вместе взятые.

Еще сложней обстоит дело в сфере религии. Если в языке отражается способ мышления, то в религии — психический склад народа, более устойчивый расовый признак. Да, язык свой народ может утратить, но его психический склад неизбежно наложит свой отпечаток на заимствованную или навязанную религию. Сработает та самая природа, которая, по пословице, влезает в окно, когда ее гонят в дверь.

Только что говорилось о хеттском языке, вопреки Брока, смешанном. Завоеватели-неситы привнесли в него свою структуру, но лексика в большинстве своем осталась местной, хаттской, включая такой всероссийски известный эпитет, как «генцивела» — генацвале, понимаешь, да? Такие же отношения установились и внутри Пантеона: преобладающим в хеттской религии был культ Великой Богини-Матери, а наряду с ней почитался и бог-громовик Тешуб — наряду с ней, а не над ней, как Зевс и Юпитер у греков и римлян. Отношения между богами и богинями, типичные для расово-смешанной Малой Азии, принесли с собой в Италию такие же смешанные этруски.

А во что превратили религию римляне, народ практический и расчетливый по своему национальному характеру, с чрезвычайно бедной мифологической фантазией?

Н. А. Машкин характеризует римскую религию как религию в основе своей анимистическую. Особенностью римского анимизма были его абстрактность и безличность. Главным в римской религии было строгое выполнение обрядов и соблюдение всяких запретов. Словом, это была не религия, а, как выразился бы Л. Бородин, «обрядоверие».

Во II веке до н. э. в римский мир въехал во всем своем блеске греческий олимпийский Пантеон, причем следует отметить, что боги и богини имели в нем равное представительство — 6:6. Но каких-то витаминов духовной жизни по-прежнему не хватало, и люди пытались их найти в восточных культах.

Как уже говорилось, во время Второй Пунической войны в Риме было введено почитание Великой Матери богов Кибелы, но тогда римским гражданам запрещалось быть жрецами этого культа. В эпоху же Империи этот культ стал особенно популярным при династии Флавиев.

Еще раньше, при диктатуре Суллы, в Рим был занесен культ малоазиатской богини Ма, которую римляне стали чтить под именем своей старой богини войны Беллоны. Распространялись различные сирийские культы, из которых особенно известен был культ великой богини Атаргатис.

Еще во II веке до н. э. из Египта был занесен культ богини Исиды и Осириса. Август, как реставратор религии предков, относился к восточным культам отрицательно, и при нем было запрещено воздвигать в пределах городской черты храмы, посвященные египетским богам, но Калигула построил храм Исиды на Марсовом поле, а во II веке н. э. египетские культы получили широкое распространение на всем римском Западе. Поклонники Исиды и Осириса встречались в различных италийских городах, особенно приморских, среди моряков, ибо Исида считалась покровительницей мореплавания. Ей особенно поклонялись женщины. И не только женщины, но и мужчины, притом весьма знаменитые.

Например, Плутарх занимался не только написанием биографий великих людей. Он специально изучал египетские мифы и мистерии, в которых находил много общего с греческими, и в числе его произведений — книга «Об Осирисе и Исиде». Тот ученый интерес, который проявлял Плутарх, сменился у Апулея, уроженца Нумидии, уже прямым поклонением. Герой его знаменитого романа, превращенный в осла, избавляется от чар благодаря заступничеству Исиды. Роман заканчивается прославлением Исиды, отражающим мистические переживания глубоко верующего, религиозного человека.

Культ Исиды поощрял император Домициан. Этот культ проник даже в дохристианскую Германию. Как пишет М. А. Коростовцев, Исида выступала как бы в роли предшественницы самого Христа.

Более подробно на этом вопросе останавливается С. А. Токарев. По его словам, Великие богини Востока Кибела, Исида импонировали «сознанию широких масс верующих, особенно в эпоху распада Римской империи, в эпоху религиозного синкретизма, когда культ этих богинь распространился по всему Средиземноморью, и отнюдь не только среди крестьян… Большинство верующих в годы смут, войн и разорения искали у них утешения, окрашенного эротическим оттенком, — так усталый, измученный воин ищет отдыха и утешения на груди любимой женщины. Культ этих богинь носил ярко эротический отпечаток. И вовсе не случайно то, что как раз эти эротические черты всего отчетливее были перенесены на образ Девы Марии — христианской заместительницы Исиды. Исследователи раннего христианства справедливо утверждают, что эта религия не смогла бы победить своих соперников — восточные культы, если бы она не взяла из их рук самое сильное оружие — культ женских богинь любви».

С Токаревым нельзя согласиться лишь в тех случаях, когда он подчеркивает эротический момент. В культе Богини-Матери эротизм неуместен: это уже по фрейдистской части. Впрочем, покойный Токарев был активистом движения нудистов, так что эротика могла быть его «пунктиком».

Эволе, конечно, не нравилось вторжение азиатских культов, которые «быстро проникали в жизнь Империи и изменяли ее структуру. И снова возвращались символы Матери с самыми разнообразными мистико-пантеистическими божествами Юга в самых неистинных формах». Эвола понимал, что Римская империя представляла собой основанный на военной диктатуре деспотизм, который с помощью бездушной бюрократической машины пытался удержать в повиновении пеструю космополитическую массу, и осуждал римских императоров за то, что они проводили политику централизации и уравниловки вместо того, чтобы отобрать и собрать в центре государства сохранившиеся элементы «римской расы». Эвола сам брал эти слова в кавычки, потому что знал, что такой расы никогда не существовало в природе.

Рим Эвола называл «воплощением идеи властной мужественности». Эвола сам недоумевал, каким образом на этническом фоне Италии первого тысячелетия до н. э. вдруг возникло и мощно заявило о себе это новое начало, и предпочитал говорить о римском «чуде», которому можно только дивиться, но которое невозможно объяснить. С его точки зрения, в данном случае нельзя брать за основу чисто расовый и этнический фактор: разговор можно вести только на уровне «духовной расы».

Но таких не бывает. Не бывает «духа», который переносится иными средствами, кроме как через кровь. Дух народа одной крови воспринятый народом другой крови это уже другой дух. Не надо только примитивно понимать слово «кровь». Как поясняет М. Серрано, «когда мы говорим о крови, мы не имеем в виду только биологическую кровь, которая течет в жилах физического тела… Кровь в духовном и герметическом смысле это священная жидкость «сома», нечто отличное от того, чему учат нас научная биология и гематология… это жидкое солнце, через которое передается память предков». «Кровь это не просто жидкость, а поток астрального света». Не случайно во Второзаконии, где еврейский народ объявляется «богоизбранным», строго запрещается всякое смешение кровей. По мнению М. Серрано, оба расизма, и еврейский, и гитлеровский, основаны на мистерии посвящения в тайну крови и хромосомной памяти, выражаясь терминами современной «научной мифологии».