Анатолий Иванов - ЦИВИЛИЗАЦИЯ МАДОННЫ
- Название:ЦИВИЛИЗАЦИЯ МАДОННЫ
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Анатолий Иванов - ЦИВИЛИЗАЦИЯ МАДОННЫ краткое содержание
Книга выпущена к 70-летию Анатолия Михайловича Иванова, профессионального историка, русского мыслителя-патриота и общественного деятеля, главы московской организации «Европейские Синергии». Она включает краткую биографическую справку об авторе с упоминанием его главных трудов, философский очерк «Цивилизация Мадонны» по расовым и психологическим проблемам религиозных культов с библиографией и словарем древних Богов.
Несмотря на редкую глубину анализа, широкий кругозор и привлечение источников на нескольких иностранных языках, работы А.М.Иванова опубликованы не полностью, малыми тиражами, получив отклик лишь в узком кругу интеллектуалов. Поэтому сам автор оценивает своё творчество как «глас вопиющего в пустыне».
ЦИВИЛИЗАЦИЯ МАДОННЫ - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Самое смешное, что этика Спинозы притянута к его философии буквально за уши, на что обращал внимание еще Шопенгауэр, который отмечал, что этика Спинозы «совершенно не вытекает из сущности его учения, а напротив… приделана к ней лишь посредством слабых и очевидных софизмов». Шопенгауэр считал немыслимой математически последовательную, строго научную философию; он утверждал, что нельзя никакой философии вывести «ex firmis principiis», как того желал Спиноза.
Однако, мы слишком отдалились от основной темы, — это всё Спиноза виноват. Да и Гете нас интересует лишь постольку поскольку, притом не его философский балласт, а его творчество. А творчество Гете это, прежде всего, «Фауст».
Вечная женственность
Гете уверял, будто в этом произведении нет идеи. На самом деле она есть, притом довольно вредная, но подробный анализ «Фауста» дан у меня в другом месте, в работе «Князь мира сего». Здесь же я хотел бы выделить лишь два момента.
Как известно, «Фауст» кончается песней в исполнении «мистического хора», который выскакивает на сцену совершенно неожиданно, как Христос в финале «Двенадцати» Блока, и содержание песни вроде бы никак не связано со всем предыдущим текстом. Вот эти знаменитые строки в переводе Б. Пастернака:
Все быстротечное — символ, сравненье;
Цель бесконечная здесь — в достиженье;
Здесь — заповедность истины всей.
Вечная женственность тянет нас к ней.
Смысл этих строк очень важен, искажение его поэтической отсебятиной — недопустимая роскошь для переводчика. Поэтому придется танцевать от подстрочника: «Все преходящее — лишь некое подобие; несовершенное становится здесь событием; то, что здесь делается, не поддается описанию. Вечно женственное влечет нас ввысь».
«Где же тут сказано «пятьдесят»? — спросил бы Мисаил. Ни о какой «истине», тем более обо «всей» нет и речи. Так к кому «к ней» тянет нас «вечная женственность»?
Первую строку давно уже переделал на свой лад Ницше, который сказал: «Все непреходящее есть лишь некое подобие». Такую оценку он давал любым метафизическим абстракциям. Гете имел в виду подобие прообразам вещей и существ, — эту идею он заимствовал у Платона. Мефистофель советует Фаусту (часть 2, акт 1) перенестись «из мира форм рожденных в мир их прообразов». Рожденные формы — лишь некое их подобие, можно даже сказать, жалкое подобие, а вовсе не «символ». Гете не случайно употребил здесь слово «Gleichnis», а не «Sinnbild». Последнее, обозначающее «символ», можно буквально перевести как «изображение, содержащее определенный смысл».
Вся песня «мистического хора» это сетование на несовершенство нашего мира и на невозможность понять причины этого несовершенства. Грустная песня, хотя ее и можно петь на веселенький мотивчик: «Сердце красавицы склонно к измене».
Единственный луч света в этом темной царстве — Вечно-женственное начало, которое никуда нас не «тянет» (здесь, наоборот, буквализм неуместен), а «возвышает». Но эти последние слова «Фауста» — лишь некий лозунг, внезапно выдвигаемый без связи с контекстом. Кого у Гете возвысило «Вечно-женственное начало»? Фауста, что ли? Может быть, Мефистофеля?
Андрей Белый пытался обнаружить эту связь с контекстом в своей обычной сумбурно-многословной манере. Выглядит это примерно так: «Фауст — абстрактный максималист до первой сцены». Когда он встречает Гретхен, он, «не понимая видения, поступает с Видением как Дон-Жуан. Мефистофель — Рассудок мешает понять: Гретхен есть Беатриче, его проводница к голосу Жизни».
«На земле Фауст Гретхен не понял и не сумел в ней увидеть соединенье Вечного с временным; разрезал в ней Вечное линией времени: убил Гретхен. Убийство-самоубийство вместе со всеми следствиями — содержание двух частей «Фауста» и описание пути к конкретному максимализму; из «кукольного своего состояния» Фауст вылетает «яркой бабочкой духа».
«Искание пересечения Вечного с временным, точка слияния Вечного с временным, стремление охватить время Вечным — конкретные поиски молодых символистов начала столетия: символ их символов — акт воплощенья Виденья, ведущего к созерцанию Той, которая есть Mater-Gloriosa. Таков образ Музы у Блока; кончается «Фауст» им; им открывается Блок».
М-да, «то ли девушка, то ли видение», как поют на современной эстраде. Мы уже говорили о том, до чего довели несчастную «Музу» подобными философствованиями Блок, Белый и иже с ними. Самое смешное, что, разглагольствуя о «слиянии Вечного с временным», они из-за своих ложных философских посылок сами были неспособны допустить возможность такого слияния, потому что все у них двоилось и слиться в одно не могло.
Ключ к разгадке «Вечно-женственного» — в той же сцене, где говорится о «прообразах». Перед Фаустом предстает видение, которое Мефистофель комментирует так: «Богини высятся в обособлении от мира, и пространства, и времён… То — Матери. Их мир — незнаем, Нехожен, девственен, недосягаем, желаньям недоступен». «Прообразы» Мефистофель называет «следами существований прекращенных» и заключает:
«Так вечный смысл стремится к вечной смене
От воплощенья к перевоплощенью».
Фауст, обращаясь к Матерям, показывает, что он понял урок:
«…в вышине Порхают жизни реющие тени,
Всегда без жизни, и всегда в движенье.
Все, что прошло, стекается сюда
Все бывшее желает быть всегда.
Вы эти семена задатков голых
Разбрасываете по сторонам
Во все концы пространств, всем временам…»
Значение виденного Фаустом подтверждает и Гомункул:
«Кто к Матерям дерзнул забраться, тому уж нечего бояться
И трудностей на свете нет».
Миф о Матерях Гете нашел у Плутарха, а именно в жизнеописании Марцелла, где рассказывается о том, что на Сицилии есть город Энгий, небольшой, но очень древний, прославленный чудесным явлением богинь, называемых «Матери». Тамошний храм, по преданию, воздвигли критяне. О том, что Крит был центром почитания женских божеств, ранее уже говорилось.
Гете признавался Эккерману, что заимствовал у Плутарха только имя Матерей, а все остальное выдумал сам. Эккерман пишет, как он понял «выдумку» Гете:
«Если вообразить себе гигантское тело нашей планеты полым внутри настолько, что можно идти, идти сотни миль, не натолкнувшись ни на один осязаемый предмет, то это и была бы обитель неведомых богинь, к которым нисходит Фауст. Они живут в пустом пространстве… вне времени…
Так в вечном сумраке и одиночестве пребывают животворящие Матери — созидательный и охранительный принцип, от коего берет свое начало все, чему на поверхности земли дарована форма и жизнь. То, что не дышит более, возвращается к ним в качестве нематериальной природы, они хранят ее, покуда ей не приспеет время вступить в новое бытие. Их окружают все души и тела того, что некогда было и будет в грядущем, блуждая наподобие облаков в беспредельном пространстве обители Матерей…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: