Николай Ямской - Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни

«Савой» во времена этого форменного «гастрономического ужаса» возвышался над убогим советским бытом как никем и ничем не покоренный бастион по-настоящему вкусной еды и благоустроенной жизни. В этом качестве он даже кому-то грезился прообразом счастливого коммунистического будущего. Но, правда, за наличные. И если уж они имелись, то, выложив их, здесь уже можно было не жалеть о прожитом, пережитом и потраченном. Так было в 1926 году, когда не где-нибудь, а именно здесь остановились прибывшие в Советскую Россию звезды тогдашнего немого кино, американские актеры Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс. Так продолжалось в 1930-х, когда в «Савое», еще не подозревая о грядущей общенациональной беде, беззаботно наслаждались «вкуснятиной» мажорные «дети Арбата». Так оставалось даже в день похорон Сталина, когда все московские рестораны, в том числе «Савой», были забиты народом. Причем, по признанию многих, основная масса присутствующих не столько скорбела по любимому вождю, сколько довольно откровенно досадовала, что по случаю траура отменили музыку и танцы.

В войну «Савой» разделил судьбу других московских ресторанов. В том плане, что тоже пережил в 1941–1943 годах вынужденный антракт. А когда в 44-м открылся в своем традиционном элитном облике, стал излюбленным местом гульбы союзников по антигитлеровской коалиции. В ресторане от души отдыхали представители военных миссий США и Великобритании. Однако горячее всех «зажигали» прибывшие в столицу американские летчики. На своих «Летающих крепостях» они взлетали в Англии, сбрасывали бомбы на Франкфурт или Берлин и брали курс на аэродром подскока под Полтавой. Оттуда, немного передохнув, хорошенько — в широком значении этого слова — заправившись и пополнив боезапас, снова ложились на боевой курс. Но уже в обратном направлении. Эти челночные бомбардировки меньше всего можно было назвать легкой прогулкой. Кто-то, перефразируя припев одной очень в ту пору популярной песни, долетал на честном слове. А кто-то не возвращался вообще. Так что на середине пути туда и обратно хорошенькая разрядка была совсем не лишней. Наиболее отличившихся поощряли краткосрочной поездкой в столицу СССР. С полуночной «посадкой» в старомосковском ресторане, где, отражаясь в знаменитых своими размерами и обилием савойских зеркалах, лихие парни из Техасщины и Оклахомщины дарили чулки приглашенным к столу девицам и совсем по-русски хлестали водку.

Кое-кто потом действительно возвращался на базу «с пробитым баком и на одном крыле». Но с твердой уверенностью, что число взлетов пока, слава богу, совпадает с количеством посадок.

Потом нас с бывшими союзниками развели по сторонам холодная война и железный занавес. «Потеплело», лишь когда в последнем образовались трещины. Сквознячком свободы веяло через дырки в пограничных заборах европейских стран «народной демократии», через которые протискивались западные культурные ценности и шмотки. В результате «Савой» пережил новую головную боль. В 1958 году по случаю перманентно укрепляющейся дружбы между СССР и Германской Демократической Республикой гостиницу — а заодно и ресторан — снова переименовали в «Берлин». При этом опять-таки дуплетом досталось медведю на входе. Из-за внешнего сходства исконно русскому Топтыгину поручили играть роль немецкого собрата, чье изображение всегда украшало герб германской столицы. В соответствии с новым статусом чучело почтительно переместили в зал. В результате в интимном полумраке полуночных загулов хоть и лишенная когтей, но все же по-прежнему клыкастая, недобро приподнявшаяся на задних лапах мохнатая животина вновь вступила в психологический контакт с сильно подгулявшими посетителями. Одни в связи с этим начинали с медведем брататься. Другие же в испуге шарахались. Одну из таких сцен в своих воспоминаниях довольно сочно описал посетивший Москву в 1960-х годах знаменитый американский писатель Джон Стейнбек.

Во всем остальном — и особенно к кухне в одночасье «онемеченного» московского ресторана — придраться было трудно. Знаю это по себе, потому что именно в те дни состоялся мой второй, гораздо более, так сказать, осознанный визит в легендарный ресторан с журналистом из ГДР. Коллега поселился в «Берлине». Так что и отобедать с ним было удобней здесь же. По наводке своего товарища из редакции — признанного гурмана я заказал солянку. А от себя лично — конечно же светлой детской памяти салат «Столичный». Но на этот раз салат уже не произвел на меня такого сокрушительного впечатления. Зато солянка действительно оказалась превосходной.

А все потому, что, как мне объяснили на месте, в отличие от других аналогичных заведений сходного класса, в «Савое» ее не варили, а как бы припекали на небольшом огне. И хоть конечно же было бы лучше подавать это яство в горшочках и есть деревянными ложками, но сошло и так. Берлинская солянка, поданная в глубокой фирменной тарелке с прежней фирменной надписью «Савой», прошла на ура.

Да и все остальное оставило самые приятные ощущения. Не зря же именно в те годы Андрей Вознесенский написал: «Ты сегодня… справляешь день рождения в ресторане «Берлин». Зеркало там на потолке».

А поэтам в зеркале, как известно, всегда отражается все самое лучшее…

В 1988 году, на волне «обращения к истокам», гостинице возвратили «историческое» название — «Савой». В связи с чем многострадального косолапого лжеберлинца, да еще с напрасно ободранными лапами выдворили за пределы отеля. И, против воли реставраторов, поместили в оставшемся после Московской Олимпиады Чайном зале тогдашнего «Метрополя» — на этот раз снова в роли популярного героя русских народных сказок.

Моя же собственная детская сказка о каком-то особом, дивного вкуса салате в послевоенном «Савое» окончательно рухнула десять лет спустя. И не потому, что на корпоративной встрече Нового 1998 года все в том же «Савое» давняя мечта не сошлась с новой реальностью именно в салате «Столичный». Нет, это блюдо было вполне! Но только кроме него можно было еще отведать, цитирую меню: «лососину, фаршированную крабами, с анисовым соусом, жаренную в папельете, с французским гарниром» (всего 26 тогдашних у. е.). А также — «фрикасе из молодой телятины в соусе порто. И разные прочие вкусности «русско-европейской кухни» ресторана «Савой» образца конца XX — начала XXI века.

Самое же главное заключалось в другом: просто вместо того полуголодного дворового мальчишки из середины 1950-х за банкетным столом несуетливо распоряжался приборами вполне сытый, хорошо поживший (в смысле повидавший виды) человек, в очередной раз убедившийся, что в прежние места нужно возвращаться с большой осторожностью.