Андрей Ястребов - Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

В ХХ веке книга если и назначается на роль властителя дум, то только за неимением альтернативных источников информации и культурных знаний. Расширение удельной массы потребителей культуры породило проблему неготовности нового демократического читателя воспринимать изысканное литературное слово. Сначала радио, а потом ТВ разрушили царственное правление книги.

К концу ХХ века становится бесспорной еще одна ипостась отношений человека с книгой как носителем ценной информации – силы и внимание потребителей конечны и являются невозобновляемым ресурсом. Человек постиндустриального общества не желает трудиться над книгой в свободное от работы время, он не хочет брать на себя культурные обязательства предков.

Отношение к культуре, способ ее восприятия в ХХ веке качественно изменились. ТВ пересматривает сложившиеся отношения между человеком и печатным словом. Вместо ремесленно-партнерских отношений, возникших на основе идеи чтение равно труду, ТВ предлагает праздничное действо, отменяющее какие-либо обязательства зрителя перед источником информации.

Рецепция ТВ подразумевает включение человека в новую концепцию времени. При общении с книгой читатель проникал в сферу, в которой господствует объективно-ресурсное отношение ко времени, характеризующее любой вид труда. ТВ отмеряет нетрудовое карнавальное время и не требует от зрителя каких бы то ни было обязательств.

ТВ-каникулярность

Нескончаемая ТВ-каникулярность приучает зрителя к праздности, как итог – неминуемое пресыщение. Будь телезритель чуть проницательнее, он, блуждая с канала на канал, непременно произнес бы: «Да здравствует тавтология!» Вместо этого звучит сетование: «Смотреть нечего». Привычная обида телезрителя имеет эстетические основания: само ТВ сформировало у обывателя завышенные ожидания, но не имеет возможности постоянно поднимать планку напряженности интриги.

Стремясь сделать сюжеты и картинку разнообразнее, ТВ следует экстенсивной модели, предлагая известные вариации в рамках не единожды апробированных моделей. Телеэпос сетки вещания складывается из классического набора: новости, кино, сериалы, аналитика, развлечение. Внимание зрителя быстро адаптируется, обыватель ощущает усталость, становится очевидна недостаточность предлагаемой ТВ-реальности.

На помощь приходит карнавал. История и культура ни разу не обмолвились, что карнавал утомил. Карнавалу традиционно отводилась скромная доля в общей картине человеческого существования. ТВ предлагает тотальный карнавал. Карнавал без перерыва как праздничное торжество ювенильности. Молодеческим задором пронизаны практически все сюжеты. Страстные политические дискуссии и реклама отмечают условные границы праздничных торжеств: жизнь мчится от выборов до выборов, от покупок к покупкам. Призыв к непоседливости делается едва ли не ведущим. Передачи о путешествиях проходят под знаком требования: пока можешь ходить, надо ездить. А когда не ездишь – участвуй в шествиях, успевай на распродажи, покупай, веселись – реализуй свое право на движение, обладание и радость.

Карнавал не обходится без обильного застолья. Массовые аппетиты удовлетворяются многочисленными гастрономическими передачами. Они успешно борются с могучей кулинарной инерцией аудитории.

Один из сюжетов карнавала – шутовская потасовка. Противники обмениваются балаганными ударами. В современной ТВ-полемике особо ценится искусство ставить в неудобное положение, сбивать с мерного ритма мысли и оставлять в растерянности. Технология отработана до мелочей: вот, к примеру, задан неудобный и нагловатый вопрос. Неожиданная смелость выпада завораживает обывателя. Сквозь молчание оппонента слышится громкое дыхание зрителя. Кто же победит? Независимо от качества ответа победит карнавал. Фигуранты поединка мало чем отличаются, их роли расписаны жанром праздника: ехидный клоун-умник, интеллигентствующий зануда, неврастеник-эрудит, немногословный правдолюб, скрупулезный трагик-аналитик, страстный защитник чего-либо со вселенской мукой в глазах и т. д.

Фиктивность жанров острых социальных дискуссий и бескомпромиссных политических драк состоит в том, что нельзя убивать противника: в этом случае нарушается логика праздничного сценария, в котором ораторы старательно произносят свои тексты, определенные законом игрового действа. Праздник подразумевает длительность пародийного диалога, шоу должно продолжаться – противники обязаны как можно дольше держать друг друга в спарринг-объятиях. Как тут не вспомнить реплику героя романа Р. Музиля «Человек без свойств»: «Драка – поспешная форма интимности».

Выборы – кульминация карнавального действа. Политики не собираются перевалить решение проблем на плечи специалистов, в размышлениях обо-всем-насущном они обретают некое недоуменное, чуть пожилое достоинство. Кандидаты наперегонки рисуют апокалиптический ландшафт текущего момента, рост масштабов проектов пропорционален нарастанию кризиса идей.

В эпоху предвыборных дискуссий зритель перестает быть социальным младенцем, с дедовской солидностью и с подростковой горячностью он принимается иронизировать, выносить приговоры, разочаровывается, чтобы в конце концов сделать единственно правильный выбор.

Когда фанфары выборов оттрубят, наступает временное затишье на дискуссионных фронтах. Политики, уставшие от исступленных препирательств, покидают голубой экран. Фрагменты предвыборных обещаний висят забытой паутиной, ожидая следующего шквала дискуссий. Идеи, лишенные интеллектуального отцовства, бродят с канала на канал, присваиваются кем-то, затем вновь сиротеют.

Тема судеб русской классики на ТВ вызывает неизменную полемику. Слово классиков удобно, безропотно, универсально применимо, оно не противится эксперименту. В жанре провокационной компиляции книжные идеи смешиваются с реалиями современности. Классика всегда готова давать дивиденды и именно в том формате, который удобен цитирующему. ТВ освежает классику по не раз испытанной рецептуре сериалов: оно берет пыльный томик, адаптирует его к ТВ-формату, накладывает на слово лица популярных артистов, подбирает щемящий звуковой аккомпанемент, вечное осовременивается глубокомысленными намеками. Неугомонная карнавальная эстетика представляет мастеров русского слова не в стилистике пугающей паспортной фотографии, а обновленными, неизменно живыми и действенными.

ТВ: книга бессмертна. Ха. Ха. Ха

Именно ТВ лоббирует привычные триумфальные реляции о бессмертии книги. Классическому сериалу «от Пушкина до Чехова» обычно предоставляется прайм-тайм. ТВ ассимилирует глобальные ценности в современность, позиционирует классику в качестве product placement, ненавязчиво включает ее в реальность обывателя. И при этом классика на ТВ – единственный продукт, реклама которого приветствуется всеми без исключения.