Андрей Ястребов - Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности

Общая мысль такова: при нынешнем темпе нарастания перцепционного кризиса у молодого поколения объем внимания сократится до ничтожного уровня, следовательно, не будет возможности понимать текстовые послания протяженностью больше, чем длина кинокадра, не говоря уже о восприятии гиперриторических конструкций классической культуры. Невосприимчивость к тексту, как следствие перцепционного кризиса, размышляет К. Рошак, неминуемо приведет к перцепционному коллапсу: «…язык, включая в это понятие и семиологическую структуру фильма, потеряет последние признаки грамматической связности, которая была основана на способности человека поддерживать свое внимание на минимальном уровне от начала до конца простого изъявительного предложения – приблизительно три с половиной секунды. Когда наступит этот роковой момент вырождения, ни одно постановление даже самых высоких властей невозможно будет дополнить идеологическим обоснованием».

Все может быть

Позволим себе изложить иной проект перспективы. Возвращение популярности классической литературы следует ждать не от декларативной активности ее профессиональных апологетов, которая чем-то сродни решению провести и отпуск и жизнь на берегах Стикса. Возвращение произойдет по иной причине.

Одна из приемлемых моделей будущего, точнее, способ описания перспективы был разработан физиками и тотчас взят на вооружение бизнес-прогнозистами. В XXI веке, как никогда раньше, открытия и гипотезы в точных и естественных науках практически без промедления задействуются в теории и практике бизнес-коммуникации. Теория такова: мир движется в будущее с разной скоростью, то есть будущее присутствует уже в настоящем, но только оно неравномерно распределено: некоторые участки настоящего движутся с большей скоростью, другие – медленнее. В каких-то точках роста концентрация будущего повышенная (здесь можно диагностировать «завтра, которое уже наступило»), в других – ослабленная.

Вполне осязаемые силы уже активно меняют культурную парадигму и бизнес-ландшафт современности. Привычные формулы экономических отношений трансформируются на наших глазах. Уже в начале XXI века обнаружилась тенденция, когда потребители начинают ценить не статусные вещи, а статусные навыки и возможности. Современная пословица «Назови свой бренд – и я скажу, кто твой френд» вытесняется философией «экономики намерений». Элементы, составляющие схему «продавец-покупатель» меняются местами. Источником сигнала становится потребитель, задающийся вопросами: что это за причины, которые никогда не приводят к следствиям? Что это за масса современности, которая никогда не конвертируется в движение к будущему? Отвечая на эти вопросы, современное общество столкнулось с дефицитом идентичности. Как реакция – «конструирования идентичности» – все больше людей занимаются сознательным конструированием собственного Я, даже если этот шаг продиктован корпоративной этикой.

На наших глазах будущее начинает строиться из знаний, навыков и опыта людей, которые, соотносясь с канонами корпоративной бизнес-этики, живут по аксиоме «зарабатывай, учись, отдавай» ( earn, learn and return ), аксиоме, не противоречащей, с одной стороны, постулатам корпоративной религии, с другой – идее реанимации классической культуры. Создается рынок идентичности, на котором потребитель стремится изменить самого себя с максимальной степенью подлинности.

Достаточно чуть изменить ракурс – и литература, искусство превращаются из пугающего своим масштабом корпуса древних текстов в достойный инвестиционный проект, доходность и рентабельность которого определяется теми же условиями, что и прочие бизнесы на рынке. Практика и стратегия менеджмента приучает современного менеджера (когда он превращается в потребителя) грамотно диверсифицировать риски. Никто не желает быть выброшенным в неопосредованную реальность. В этом смысле Пушкин, хорошие книги плюс здравый смысл – идеальные бренды для защиты от рисков.

Реальность так или иначе перечеркнет и теорию «перцепционного кризиса» и многие прочие чудовищные прогнозы. В действие вступят иные механизмы: на русскую классику, возможно, грядет мода. Не собственно на Пушкина, как выразителя высоких чаяний и дум, а на Пушкина как эмблему добротного образования, как инвестиционный бренд. Сами менеджеры уже поставлены перед проблемой дать детям хорошее воспитание. Для чего оно нужно сегодня – не ответит никто, потому что известная и привычная интеллектуальная парадигма пала под натиском эпохи первоначального накопления капитала, доказавшей, что энергия, знакомства, принадлежность корпорации – куда более убедительные аргументы в борьбе за жизнь, чем школярская зубрежка всех этапов творчества Пушкина.

Когда наступит время разумного потребления, подрастут сегодняшние старшеклассники, для них станет очевидно, что активно рекламируемая модель миксера ничуть не лучше какой-либо другой. Случится понимание, как у героя Бегбедера, что «гламур – это праздник, который всегда с другими – не с тобой. Я приобщаю вас к наркотику под названием „новинка“, а вся прелесть новинок состоит в том, что они очень недолго остаются таковыми».

Кризис показал, что в обществе может наступить временная усталость от потребления. Потребление – один из самых банальных способов избавления от денег, противоречащий одному из самых главных законов бытия денег: они обязаны работать на себя и чуть на что-то большее, чем на себя. Три автомобиля, или две квартиры, или пятьдесят кофточек, безусловно, работают на имидж, но не приносят ожидаемого удовлетворения и не обещают наступления завтрашнего дня, который не испугает своими сюрпризами.

Пройдет пять-десять лет, и осознается, что назначение бренда – подчеркивать индивидуальность человека, а не стоимость товара. При такой диспозиции конфликт решится в пользу личности, которая будет вынуждена отыскивать себя в культуре (потреблять ее пусть из самых прагматических соображений и потребностей!), а не в симулякре.