Алла Черных - Мир современных медиа

Но «социальное конструирование» тела этим не исчерпывается. Оно существенным образом дополняется трансформацией самих тел (и мозгов), выступающей как результат дифференцированных по половому признаку допустимых использований собственного тела [Ibid. P. 29]. Подобные артефакты являются результатом огромной коллективной работы социализации, в ходе которой социальное отношение мужской гегемонии соматизируется, т. е. становится частью габитуса.

Женское определяется по отношению к мужскому чисто негативно – как нехватка, отсутствие и т. п. Такое определение интериоризируется и становится частью габитуса женщины не столько через систему сознательных педагогических усилий, сколько через бессознательное подражание, мифологемы, ритуалы и всякого рода ограничения, налагаемые на женщин в отношении допустимого, являясь постоянной, непрерывно действующей и по большей части неявной дисциплиной , которая и формируют, в конце концов, габитус женщины, считающей свое подчиненное положение совершенно естественным.

Дисциплина (и здесь Бурдье заимствует некоторые идеи М.Фуко) является наиболее явным и последовательным выражением приемов воспитания женщин в современном европейском и североамериканском мире. Девочку постепенно, явно и неявно дисциплинируют: учат быть женственной, порицая за поведение, позы, жесты, приличествующие только противоположному полу (сидеть, раздвинув ноги, вульгарно; иметь животик – значит иметь слабую волю, опуститься, и т. п.). «Как будто женственность измеряется умением „сделать себя меньше“… женщины остаются заключенными за своего рода невидимой оградой… ограничивающей пространство, оставленное для их движений и для перемещений их тел, тогда как мужчины занимают своими телами больше места, особенно в общественных местах» [Ibid. P. 34]. Таким образом, женщины пребывают в символическом заключении, где их удерживает и одежда, которая не только скрывает тело, но и ограничивает движения, постоянно призывая их к порядку («юбка выполняет ту же функцию, что и сутана священников» [Ibid.]), благодаря чему им уже не нужны явные предписания и запреты. Такую же роль ограничителя движений и постоянного стража дисциплины тела могут играть высокие каблуки или сумка, которой постоянно занята рука. Все это и без внешнего насилия и принуждения подчиняет тело женщины определенным социальным ограничениям, вписывая в само тело, его пластику, позы и жесты социально сконструированные нормативы женственности.

В ответ на возможные возражения (современные женщины избавились от подобных ограничений, их одежда вовсе не скрывает их тела, современная женщина может позволить себе любые движения) Бурдье анализирует манеру современных молодых женщин беспрестанно одергивать мини-юбку, оправлять блузку с глубоким вырезом либо выполнять почти акробатический номер – поднять упавшую вещь так, чтобы при этом колени остались прижатыми друг к другу, а короткая юбка не задралась бы еще больше. Открывающая тело одежда, якобы доказывающая свободу и раскованность женщины, оказывается современным способом поддержания тревожности и неуверенности по поводу своего внешнего вида. Причем определенная осанка и манера себя держать, тесно ассоциирующиеся с нравственностью поведения и с приличествующей женщине скромностью, сохраняются в телесной пластике современной женщины независимо от ее воли, даже если она надевает джинсы и кроссовки. А небрежные позы и фривольные жесты (раскачиваться на стуле или положить ноги на стол), которые позволяют себе мужчины с высоким социальным статусом, демонстрируя свободу как знак власти, непредставимы для женщины независимо от того, надета на ней юбка или брюки.

В европейской культуре специфический женский опыт часто описывается как опыт существа, суть которого заключается в том, чтобы быть воспринимаемым (замечаемым), поскольку сами женщины относятся к собственному телу как к телу-для-других. Все это объявляют частью женской сущности как таковой, забывая при этом, что человеческие схемы восприятия, в том числе самовосприятия, детерминированы всей социальной структурой, которая определяет человеческое тело двояким образом. Во-первых, само тело со всеми его наиболее естественными характеристиками (объемом, весом, мускулатурой, сутулостью и пр.) есть продукт социальных условий (вспомним о профессиональных заболеваниях, налагающих на тело столь явный отпечаток, или о привычках питания); другими словами, наше тело несет на себе знаки нашей социальной идентичности. Во-вторых, характеристики тела воспринимаются на основе определенных схем восприятия, которые включают оценочное противопоставление свойств, наиболее часто встречающихся у доминирующих и подчиненных социальных групп (худой / толстый, большой / маленький, тонкий / грубый и т. п.). Так складывается социальное представление своего тела, с которым приходится считаться каждому человеку. При этом между социальными факторами, влияющими на тело, и схемами его восприятия и оценки существует очевидная «предустановленная гармония», в соответствии с которой тела типичных представителей доминирующей группы получают более высокую оценку и в собственной группе, и в группах, занимающих низшее положение. Каждое тело имеет большой шанс получить оценку, пропорциональную положению его обладателя в социальном пространстве (хотя, конечно, случайности биологической наследственности создают нередко известный разнобой). Иногда наиболее ценимые телесные качества, например красота, достаются представителям или представительницам наиболее ущемленных слоев; в подобных случаях красоту не случайно называют роковой, ведь она угрожает установленному социальному порядку.

Вообще, как подчеркивает Бурдье, взгляд другого человека не обладает всеобщей абстрактной силой объективации, как считал Ж.-П. Сартр. Человеческий взгляд несет в себе символическую власть, действенность которой зависит от соотношения социальных позиций того, кто смотрит, и того, на кого смотрят, а также от того, насколько тот, на кого смотрят, признает схемы восприятия, сквозь призму которых его воспринимают и оценивают. Опыт собственного тела, имеющийся у каждого человека, является результатом применения к телу подобных схем интериоризации социальной структуры; это применение подкрепляется реакциями других людей, порожденными теми же схемами. Вот почему неотъемлемый элемент данного опыта – переживание того, насколько собственное тело отличается от социально признаваемого эталона; эти переживания выражается в чувстве стыда, стеснительности, застенчивости. Свидетельством того, насколько люди озабочены своим телом и его соответствием принятым в обществе эталонам, является постоянный рост числа косметических операций, направленных на исправление (улучшение) внешности (например, только в США их делается около 2 млн в год). (В 60-е гг. Мартти Ларни в популярном тогда романе «Четвертый позвонок» писал: «В Америке миллион восемьсот тысяч женщин типа Мэрилин Монро».)