М. Гузик - Игра как феномен культуры

Да, в те годы я общался в Лондоне с русским дипломатом Петром Борисовичем Козловским, но даже не догадывался, что меня будут знать в далекой России. В этом плане Швейцария меня не порадовала. ( Обращается к де Сталь ) Везде и повсюду в этой стране, когда я вхожу в дверь какой-нибудь гостиной, многие покидают залу. Помните мой первый визит к вам, когда леди Хервей, услышав, как объявили мое имя, упала в обморок.

Хобхауз:

О времена! о нравы! Мне кажется, чрезмерная реакция м-с Хервей объясняется тем, что ее родной брат по матери Вильям Бекфорд был вынужден покинуть Англию из-за скандала, вызванного…, впрочем, лучше умолчать о причине.

Проходят в глубину сцены.

Де Сталь:

Господа, позвольте представить: лорд Байрон, господа Хобхауз, Чичагов, Полидори.

Легкое, едва заметное движение последовало за этими словами. Мужчины раскланиваются. Де Сталь отводит Байрона к кружку, где находятся Август Шлегель, монсиньор Лодовико да Бреме и де Брой.

Де Сталь:

Лорд Байрон, представляю Вам господина Шлегеля, моего наставника в области немецкой словесности, сопровождавшего меня в поездках по Швейцарии, Италии, Австрии и России. Беседы с ним помогали мне сносить жизнь в уединении.

Шлегель:

Рад встрече с вами. Можно без преувеличения и парадокса сказать, что собственно ваша поэзия входит в ряд вечно становящегося, изменяющегося, никогда не завершающегося поэтического произведения всего человеческого рода.

Байрон:

Вы мне льстите.

Де Сталь:

Милорд, мистер Хобхауз только что сообщил, что вы направляетесь в Милан. Позвольте познакомить вас с монсиньором Бреме и моим зятем Виктором де Броем. Он недавно вернулся с моей дочерью из Пизы. ( Мужчины раскланиваются ).

( Обращаясь к да Бреме ) Монсиньор, вы ведь были назначены Наполеоном председателем итальянского совета?

Да Бреме:

Да, вы правы. А теперь, когда Италия находится под властью Меттерниха и Священного союза, мне ничего не оставалось, кроме как подать в отставку и удалиться в свое имение.

Де Сталь( обращаясь к Байрону ):

Недавно господин да Бреме опубликовал великолепную статью «О несправедливости некоторых итальянских литературных суждений».

Байрон:

Мне было бы полезно узнать, что собой представляют эти «итальянские литературные суждения».

Да Бреме:

Я писал, как странно оправдывать отсутствие великих людей в сегодняшней Италии ссылками на тех гениев, что прославили ее в прошлом. Вся Европа знает наизусть имена великих итальянцев прошлых столетий, но она же печалится о судьбе современной итальянской словесности, которую губит беспредельная леность ее творцов.

Рекамье:

Простите, господа, что прерываю вас. Нам бы очень хотелось присоединиться к вашей беседе.

Девушка 3( обращаясь к Байрону ):

Милорд, я ваша соотечественница, не порадуйте ли вы наш слух чем-нибудь новым.

Байрон:

Очень приятно, но в последнее время мне не пишется…

Девушка 3:

Окажите мне честь, разрешив прочитать Ваше «Прощай».

Байрон:

К сожалению, выбор не совсем удачный. Стихотворение было написано перед отъездом из Англии и вызвало много шума. Его напечатали против моей воли в газете консерваторов «Чемпион», как мне кажется, чтобы дискредитировать меня и выставить леди Байрон в качестве жертвы.

Рекамье:

Вы нас заинтриговали. Давайте же послушаем это стихотворение.

Девушка 3 читает стихотворение «Прощай» («Fare Thee Well»).

Гости:

Браво, браво, браво…

Де Сталь:

Если бы мой муж написал мне такое прощание, то я сейчас же побежала бы к нему и бросилась бы в его объятия.

( Мадам де Сталь берет Байрона под руку и отходит с ним к авансцене ).

Де Сталь:

Кстати, давно хотела с вами поговорить … ( пауза ). Я считаю своим долгом, дорогой Байрон, сообщить вам о болезни вашей жены.

Байрон:

Сказать, что я просто огорчен, услышав о болезни леди Байрон, – не сказать ничего.

Де Сталь:

Быть может, вы напишите хоть строчку ей…

Байрон:

Но она сама лишила меня возможности по праву выразить себя. Развод, вероятно, был моей виной, но ее желанием. Я старался всеми способами предотвратить его и делал бы все больше и больше для этого. Одно слово требовалось от нее, но оно не прозвучало, чтобы успокоить меня.

Де Сталь:

Но, может быть, вы все-таки что-нибудь предпримите.

Байрон:

Вы все утешали меня писком и пересудами, это было достаточно плохо! Но сейчас мне еще хуже; и у меня нет ни сил, ни воли, ни охоты предпринять что-либо.

Де Сталь( Байрону ):

Вернемся … к литературе, ко всему, что может отвлечь от личных чувствований, слишком сильных и горестных. Легкое волнение идет таланту только на пользу, но нескончаемая череда бедствий отупляет гений; свыкнувшись со страданием, человек уже не стремится изменить своею скорби ни в стихах, ни в прозе.

Кстати, милорд, как вы думаете, гений не имеет пола?

Байрон( улыбаясь и целуя руку де Сталь ):

И вы яркий тому пример!

Де Сталь:

Вы мне льстите. Но не только я. Августу Шлегелю принадлежит гениальный перевод Шекспира, точный и вдохновенный разом, который сделался в Германии произведением подлинно национальным.

Шлегель:

Благодарю. Как говаривал Шиллер: «Так как весь мир есть протяженность во времени, есть изменение, то совершенство способности, приводящей человека в связь с миром, должно состоять в невозможно большей изменяемости в экстенсивности… Человек поймет тем большую часть мира, тем больше форм создаст он вне себя, чем большей силой и глубиной будет обладать его личность, чем большую свободу приобретет его разум». Вот я и стараюсь, создаю…

Да и у вас, наверняка, уже есть наброски нового произведения.

Байрон:

Отнюдь нет. Здесь меня не покидают горькие воспоминания о моих последних семейных невзгодах – воспоминания, которым суждено сопровождать меня всю жизнь.

Полидори:

Ну, что вы скромничаете, милорд. А «Ода с французского»?